Зоэ Шарп - Второй выстрел

— Естественно, — сказал Шон, и нотка сарказма в его голосе дала мне понять, что он пришел к тому же выводу.

Харрингтон слегка покраснел и продолжил:

— Я нахожусь здесь отчасти потому, что совет директоров, посовещавшись, вынес решение продлить контракт с вами.

У меня вырвался короткий смешок.

— С чего вдруг?

Все посмотрели на меня и нахмурились в единодушном неодобрении.

— Когда мы вчера прилетели в Бостон, я сразу направился в дом Грега и Розалинды Лукас, — уныло поведал Мэтт. — Они отказались впустить меня. — Он вновь печально уставился в пол. — Я просто хотел убедиться в том, что у моей девочки все в порядке, а они даже не дали мне ее увидеть.

— На каком основании? — поинтересовалась я. — Ты ее отец, права на ее воспитание должны автоматически перейти к тебе.

— Симона якобы сказала им, что я наркоман, — ответил Мэтт, уже с откровенной горечью. — Они, дескать, не хотят, чтобы люди, подобные мне, общались с их внучкой, и местные судьи их поддержат.

Я удивленно подняла брови и посмотрела на Шона — он пожал плечами.

— Если так оно и есть, то, скорее всего, они правы, — спокойно заметил Шон. — Хотя им придется предъявить веские доказательства.

— Разумеется, это не так! — повысил голос Мэтт. — Ну и что с того, что время от времени по выходным я покуривал травку? Кто этого не делал? Они же представили все таким образом, будто я кололся в переулках и таскал Эллу по кокаиновым притонам. — Мэтт остановился, сделал вдох, глянул на Харрингтона. — Они, судя по всему, довольно обеспеченные люди, и вы говорили, анализ ДНК дал положительный результат, так что, похоже, Лукас и правда дедушка Эллы. У меня нет шансов вернуть ее, да?

— Не в тех обстоятельствах, когда на карту поставлено так много. — Харрингтон откашлялся, как будто заставлял себя выплюнуть конфиденциальную информацию. — Тот, кто станет опекуном Эллы, получит в свое распоряжение около двадцати пяти миллионов долларов.

Мэтт угрюмо посмотрел на него.

— Тогда, похоже, мне предстоит настоящая битва.

— Не совсем так, дружище, — поправил Харрингтон, и мне показалось, что на его тонких губах мелькнула слабая улыбка. — Я бы сказал, что нам предстоит настоящая битва.

Через десять дней после того, как меня ранили, я оформила необходимые бумаги и выписалась из больницы, к неудовольствию большей части персонала, хотя нельзя было сказать, что моя выписка шла совсем уж вразрез с медицинскими показаниями.

Отец категорически не одобрил мои действия — но чего еще можно было от него ожидать? Подозреваю, что мое решение вызвало очередной бурный спор между ним и Шоном, но никто из них в этом не признавался. К тому же на сей раз они позаботились о том, чтобы я не могла их подслушать.

К моменту побега я более или менее овладела искусством ковыляния на одном костыле, хотя лестниц все же стоило избегать любой ценой. У меня уже получалось переносить немного веса на левую ногу, но ходьба без посторонней помощи все еще казалась недостижимой мечтой, далекой от реальности. Что когда-то я могла бегать, мне просто не верилось.

Меня отключили от медицинского оборудования и объявили, что, скорее всего, опасность заражения ран миновала. Моя правая рука частично восстановилась, так что я могла поднести ее ко рту, но ничего тяжелее чашки кофе, наполненной наполовину, в ней не удерживалось. Я не могла одеться без посторонней помощи, с большим трудом пользовалась ножом, а если делала что бы то ни было дольше пяти минут, правое легкое пронзало раскаленное лезвие и руки начинали дрожать от переутомления.

Мне выдали таблетки на все случаи жизни, предупредили, что никто не будет нести ответственность, если я неожиданно рухну, и прислали санитара с креслом-каталкой, чтобы спустить меня вниз, к Шону, который ждал в «форде эксплорер». Мне ужасно хотелось с презрением отвергнуть больничный транспорт и пойти на своих двоих, но, по правде говоря, сил бы у меня на это не хватило. Я поблагодарила всех, кто заботился обо мне в больнице, — было заметно, что медсестры еле скрывают обиду, как будто для них это личное оскорбление, что я уезжаю в таком состоянии.

Некоторые сотрудники больницы спустились вниз, чтобы проводить меня — или просто полюбоваться, как я свалюсь, не добравшись до машины. К моему удивлению, среди них был и хирург с идеальной улыбкой, который меня оперировал, — он стоял под бледными лучами зимнего солнца перед выходом и наблюдал за тем, как я преодолеваю короткое расстояние между инвалидным креслом и пассажирским сиденьем. Он протянул мне руку на прощание и нахмурился, когда я вяло пожала ее, и то с огромным трудом.