Владимир Першанин - Рельсовая война. Спецназ 43-го года

– Продался немцам, гадюка! Из-за тебя двоих невинных людей расстреляли, два дома сожгли.

– Наши придут – будешь на собственных воротах висеть.

Даже старший сын Матвея, четырнадцатилетний парень, не верил отцу. Младшие молчали и тоже не высовывались из дома.

– Ты-то мне веришь? – кричал он жене. – Никого я не выдавал, Сова меня травит, предателем выставил.

Когда однажды ночью сгорела банька Рябовых и едва удалось отстоять от огня хозяйственные пристройки, с женой Матвея произошла истерика.

– Будь они все прокляты, и партизаны, и немцы с полицаями! Сегодня баню сожгли, а завтра дом спалят вместе с детишками. Свои хуже фашистов! И ты, Матвей, на поводу потащился, про семью не думая. Давеча какие-то сопляки меня сучкой полицейской обозвали, а я ведь хлеб для наших пекла.

Матвей Рябов промолчал, а спустя четверть часа заголосила десятилетняя дочь:

– Батянька сейчас удавится! Спасите!

Примчался на крик старший сын, столкнул с табуретки отца, который вязал петлю из верёвки. Разрезал серпом узлы, а обрывки верёвки бросил в печь. Обнимая отца, плакал:

– Батя, родной, ты же в Красной Армии служил, партизанам помогал, а сейчас жизни себя лишить хочешь.

Набежали соседи, но добродушный, работящий Матвей Рябов, отталкивая всех, кричал что-то невнятное, матерился.

Жена и соседи кое-как успокоили мужика, налили самогона и уложили спать. Когда он проснулся, к нему пришли несколько стариков и женщины-соседки.

– Не вини ты нас, Матюша. Зазря тебя изводили. Война, будь она проклята.

Рябов, наполовину поседевший за последние дни, с ненавистью смотрел на сельчан. Он один из немногих рискнул помогать боевому отряду, и вот результат.

– Уйдите все, глаза бы мои вас не видели!

– Только не вешайся больше, – уговаривали его.

– Не дождётесь, даже если дом спалите.

– Да что ты, Матвей! Мы же тебя с детства знаем.

А полицаи из сформированного в Озерцах участка передали Рябову распоряжение Гуженко:

– Завтра тебе надо явиться в Вязники. Получишь оружие, белую повязку сошьёшь и будешь служить в полиции. Иначе – лагерь или вздёрнут за пособничество бандитам.

Матвей молча кивнул. Ночью выкопал на огороде завёрнутую в мешковину винтовку, патроны и попрощался с женой:

– Здесь мне не жизнь. Ухожу.

На этот раз жена не плакала, хотя знала, что Гуженко их в покое не оставит. Собрала в дорогу кое-какие харчи, запасное бельё и неожиданно попросила Матвея:

– Ты ударь меня в лицо раз да другой, чтобы синяки остались. Поверит Савва или нет, но скажу, что НКВД тебя как предателя забрали, а я тебя защищала. Посуду кое-какую побью, стол опрокину. Соседи подтвердят, что ночью чужие приезжали, шум был.

Примитивная уловка – вряд ли начальник полиции поверит. Для убедительности Матвей пальнул из винтовки в дверь, обнял жену, детей и быстрым шагом исчез в ночи. Вернётся или нет – один бог знает. Когда идёт война, лучше не загадывать о будущем.

К полудню примчался в Озерцы Савва Гуженко с подручными. Оглядел избу Рябовых, разбитую посуду, жену Матвея с синяком под глазом, ковырнул пальцем сквозную пробоину от пули в дверях.

– Хитрите… ну-ну.

Хотел сжечь дом, а жену и старшего сына забрать в участок. Но вступились соседи, рассказали, что приходили ночью люди в красноармейской форме, стреляли, шумели.

Пять-шесть местных полицаев, в том числе и Паскаев Борис, подтвердили, что так и было. Со своими земляками они ссориться не хотели.

– А вы чего ждали? – орал на них Савва. – У вас винтовки, гранаты. За какой хрен паёк и водку получаете? Ударили бы дружно и перебили красную сволочь.

– Их не меньше десятка было, да еще с пулемётом. Но мы, как рассвело, сразу посыльного к вам наладили.

И Гуженко, и Качура полицаям не поверили. Не желая выглядеть дураком, Савва с маху врезал кулаком старшему из них.

– За что? – зажимая разбитый нос, ворочался тот на снегу.

– За то самое! В следующий раз пристрелю за трусость, а в этом месяце половинный паёк получите и без водки обойдётесь.

– Мы тут на отшибе, – жаловался один из полицаев. – Даже пулемёта нет, а бандиты обнаглели после Сталинграда. По пятьдесят патронов на винтовку – много ли навоюешь?

– Пескарь! – обращаясь к бывшему красноармейцу Борису Паскаеву, приказал Гуженко. – Теперь ты здесь старший. Пятиться тебе некуда. В расстрелах участие принимал. Бери свою команду в руки и наводи порядок.

Группа Фёдора Кондратьева установила две мины. Одну – замедленного действия, вторую – нажимную. Новый минёр старший лейтенант Леонид Трунов дело своё знал. Деревянный ящик с миной и колпачком-взрывателем на крышке быстро и ловко закопал в щебень сразу после того, как проехала дрезина с патрулём.