Уильям Грин - Чемодан для Спенсера

— Поистине сократовский вопрос, — заметил Циммерман, отправляя свежий окурок в мокрую пепельницу. — А ответ таков: мы уважаем наше соглашение. Поступить иначе означало бы совершить политическое самоубийство. Мы отправим одолженный нам плутоний обратно в Штаты. А вы или ваши коллеги поможете нам вернуть его.

— Вы имеете в виду УКРАСТЬ его обратно? — недоверчиво спросил Холлистер.

— Именно, — подтвердил Циммерман.

— Очень просто!.. — воскликнул перепуганный Холлистер.

— Относительно просто, — холодно заметил Циммерман.

— Относительно чего? Кражи золота из Федерального хранилища? — Холлистер вскочил и нервно заходил по комнате.

Циммерман вынул новую сигарету, пока незажженную, изо рта и бросил ее в пепельницу.

— Я должен предупредить вас, — рявкнул он, — что вы уже включились в это предприятие! Поворачивать поздно. Так что сидите спокойно и внимательно слушайте, что я вам говорю. Вы будете сидеть спокойно и слушать тоже будете. Иначе я буду вынужден попросить капитана Моаи устранить вас!

Холлистер сел.

— Вот так лучше, — одобрил Циммерман. — Уверяю вас, получить плутоний, когда его твердо возьмет в руки Комиссия по атомной энергии, невозможно. Но есть короткий отрезок времени после того, как материал выйдет из–под нашей юрисдикции, но перед тем, как он попадет в хранилише КАЭ; тогда он уязвим. Мы сможем сообщить вам день и время, когда транспорт покинет нашу страну. Мы будем знать номер рейса и время его прибытия в Нью-Йорк. Все, что требуется от вас или ваших сотрудников, — это слаженно действовать в точно означенный момент и обеспечить себе чистый отход. Вас ждет успех.

Холлистер кивнул. Но мысли у него были самые мрачные. Все их заверения в успехе мало утешали его. Потому что, успех ли, неуспех ли, но он ввязался в дело, которое направлено против его страны, против самой его натуры. Кем бы он ни был и что бы он ни делал раньше, он всегда был далек от заговора.

День был жарким, туманно-сырым, в воздухе висело жужжание летних насекомых. Узкая дорога извивалась под густым навесом деревьев вдоль берега озера.

Неожиданные прерывистые пятна света, пробивающегося сквозь листву, маскировали изгибы и очертания дороги. Изыскатели, прокладывавшие дорогу, должно быть, спроектировали ее так, чтобы нарочно сбить с толку вторгнувшихся чужаков. Для нее прорубили в чаще коридор, ведущий к великолепным изолированным домам, спрятавшимся в лесах возле самого озера.

Двое мужчин в медленно двигавшемся “шевроле” не были здешними обитателями. Они были, вероятно, из соседнего Иллинойса, или, по крайней мере, оттуда был номер их машины. На их белых рубашках с короткими рукавами расплывались пятна пота.

Тому, кто вел машину, было особенно неудобно. Он согнулся над рулем, стараясь, чтобы мокрая рубашка не липла к спине. Эго был гигант, с буйволиными плечами и такими большими руками, что руль казался в них игрушкой. Его спутник — очкастый, учительского облика, с большим носом и кадыком под срезанным подбородком — сидел на переднем сиденье, притиснутый к двери.

— Вот он, — сказал гигант, остановив машину перед стеной из дикого камня. Голос его напоминал отрыжку.

Сквозь березняк они могли видеть дом, стоящий почти у озера. Особняк был построен в тюдоровском стиле: белая штукатурка и черные балки. От дома к озеру тянулся деревянный причал, а на нем в самом конце расположилась маленькая фигурка в купальнике — женщина или девушка.

— Хороший кусок недвижимости, — сказал человек без подбородка с неподдельным восхищением.

— Много ему от него пользы!

— Ну и работка... — вздохнул человек без подбородка.

— Смотри на это проще, — сказал тяжеловес. — Она делила с ним все хорошее, придется разделить и плохое. — Кряхтя, он нагнулся, отпустил ручной тормоз и принялся задним ходом выводить машину на дорогу.

— А там еще и дочь, — сказал человек без подбородка, оглядываясь через заднее стекло на фигурку у причала.

— Ну что из того? — прорычал тяжеловес. Разворачивать машину на узкой дороге оказалось нелегко.

— Жаль, что придется страдать и ей.

— Кто сказал, что кому–то придется страдать? Может, все это учебная тревога. — Он, тяжело дыша, развернул наконец машину. — Будешь беспокоиться об их самочувствии — заработаешь себе дурное пищеварение.

— Полагаю, ты прав, — согласился, повернувшись, человек без подбородка.

— Ты знаешь, что я прав.