Андрей Ильин - Тень невидимки

— В чем дело?

— Трасса временно закрыта. Правительственный кортеж. Вам надо подождать, пропустить их. Таков порядок. Или двигаться по объездной.

Водитель тихо выругался и сдал назад.

— Будем ждать или по объездной?

— Давай в объезд, — распорядился тот, что сидел рядом с ним. — Они всё равно не пропустят. Там — «Второй».

Водитель развернулся и поехал вдоль забора. Новый шлагбаум. Проверили документы. Посчитали пассажиров.

— А этот?

— С нами.

Пропустили.

За забором лес и узкая дорожка. Кусты вплотную. Та, главная, была прорежена в обе стороны метров на двадцать, чтобы никто спрятаться не мог.

Резкий поворот. Не аккуратно… Скрипнули тормоза, качнулись охранники, навалились плечами. И вдруг нажали с двух сторон, уже не из-за инерции поворота, уже специально. Схватили за руки, растянули, заламывая кисти. А тот, что спереди, резко развернувшись, ткнул его кулаком в солнечное сплетение, так, что дыхание перехватило.

— Сидеть! Тихо сидеть!

На руках защелкнулись наручники. Да не просто, а врастяжечку. Что происходит? Зачем? Что это за самодеятельность? Ведь всё уже было! Состоялось! Или не самодеятельность? Нет, вряд ли бы они тронули его без высшего на то соизволения. Но почему? Зачем?

Машина набрала скорость, покатила по лесу. А позади замелькала в зеркалах еще одна. Похоже, по его душу!..

Передний пассажир повернулся, взглянул как-то даже сочувственно:

— Влип ты, парень, по полной.

Обработку начал. Издалека, с подходцем. Готовит «клиента», размягчает. Ну, это понятно, это мы проходили. По ролям. Вначале с лаской и сочувствием, потом кулаком в рыло, следом, не исключено, сапожные гвозди под ногти. Или еще какая гадость. Нет, не будет с ним тихого, за чашкой чаю, разговора. Не будет!

— Парни наши сильно на тебя осерчали. Зачем ты уши им резал?

— Это не я.

— Ну кто-то из твоих! Зачем? Они-то тут при чем? Они ведь рядовые бойцы, а ты их бритвой по самым…

— Это не я!

— Ну, твои… Один хрен! Они разбираться не станут — ты, не ты. Другие далеко, тебе и отдуваться. За себя и за них. Зря ты… Зря… Впрочем, если это не ты… Если бы мы их нашли, то, может быть… Они виноваты — им и отвечать.

Прощупывает, подходцы ищет, а ну как он «потечет» и сдаст кого-нибудь, например, какого-нибудь «ненужного» человечка. Хоть даже врага своего, не суть важно. Сдаст его — сдаст остальных. Здесь главное — язычок развязать, а там покатит — не остановишь.

— Ну, что ты молчишь?

— Я не молчу, думаю.

— Ну, думай, думай…

Поворот. Забор. Притормозили. Поехали дальше.

— Ты сам-то откуда? Чего молчишь?

— Вспоминаю.

Еще поворот. Чаща какая-то, просто девственный лес. Где они такой под Москвой нашли, просто удивительно! Скорее всего, «свой» лес, за забором. Иначе бы тут давно коттеджи стояли. Похоже, приехали.

— Выгружай его.

Молодцы вытолкали наружу, отшагнули в стороны, растянули на браслетах, как распяли. Не дернешься, умеют ребятки…

От второй машины быстрыми шагами, почти бегом, подошли охранники. Двоих он узнал: это те, кому уши подрезал. Вот они, копытом бьют, отыграться на нем жаждут. Правильных исполнителей они подобрали. Эти не пожалеют. Подошли, с ходу, ничего не говоря, ткнули его костяшками кулаков по почкам.

— На, падла!

— Эй, погодите, успеете еще, — остановил их пассажир с переднего сиденья. К нему обратился: — Ты бы, парень, сказал им про своих. А то, может, точно — не ты. А они тебя забивать будут. Дюже они злобные. Сам видишь. Так ты или они?

— Они.

— И где они? Может, адресок скажешь, чтобы всё по-честному? Скажешь — и ступай себе с богом. Зачем тебе за чужие грехи плюхи принимать?

— Нет их. Далеко они.

— Где? Может, мы смотаемся по-быстрому? Хоть даже на самолете?

— Нет, не смотаетесь. На зимовке они в Антарктиде.

— Ну ты ухарь, — восхитился «пассажир». И резко, профессионально, почти без замаха, ударил его в грудь. Отступил и еще раз ударил, как боксерскую грушу. Расчетливо, сильно и куда надо. — Ладно, дело твое. Может, это и не ты, может — они. Но отдуваться — тебе за всех. Если надумаешь, вспомнишь — скажи. Бить перестанем. Слово офицера. Все слышали? Заговорит, ко мне его. И без глупостей. Без рукоприкладства.

Не для них — для него сказал. Выход оставил, единственно возможный — рассказать всё. И один хрен помереть, потому что «языков» не отпускают. Потрошат до самых… И зачищают, чтобы лишнего другим не сболтнули. Незавидная судьба у «языков». Незавидная его судьба будет…