Андрей Ильин - Тень невидимки

То есть, конечно, может, не одни они такие, но вот так, в открытую…

— Мы вынуждены действовать за рамками закона, если того требуют интересы дела.

— А если интересы дела потребуют применение силовых методов?

— Мы их будем использовать. Это обычная практика в условиях военного времени.

— А вы воюете? В мирной стране?

— Да.

— Значит, по закону военного времени вы можете… карать? Вплоть до лишение собственных граждан жизни? Это так?

— Не граждан — преступников. Людей, чья деятельность несет угрозу обществу. Мы живем по законам военного времени, с его упрощенным судопроизводством. На войне любой командир…

— А если вас поймают за руку? Вот вас конкретно. На месте преступления.

— Это будут мои проблемы.

— Лет на десять-пятнадцать?

— Возможно.

— И вы отсидите?

— Постараюсь.

— А если сказать, что вы представляете Организацию, которая… чтобы вас вытащили с нар?

— Спасибо, я лучше посижу.

«Первый» внимательно посмотрел на визитера. Что там дальше? Состав… Численность… Структура…

— Почему вы не отвечаете на эти вопросы?

— Я не знаю на них ответов. Это информация для внутреннего пользования. И никто…

— Включая меня?

— Думаю, что включая вас.

— Но я ваш главнокомандующий!

— Сегодня. А завтра — пенсионер. Организация не может рисковать. Организация выполняет ваши приказы — этого довольно. Как она это делает, какими методами — это ее внутреннее дело. Ее кухня. Мы получаем приказ и отчитываемся за результат.

— Но ваши начальники? Вы хотите сказать, что не знаете вышестоящих начальников?

— Я знаю своего Куратора и подчиняюсь только ему. Он мой единственный вышестоящий командир. Этого достаточно.

— Что вы лично имеете от Организации? Ведь если верить вам, вы не имеете окладов, не имеете пенсии, не получаете квартир. У вас нет никаких материальных стимулов.

Ну, что ему ответить? Сказать, что оклады, пенсии, квартиры работникам Конторы не нужны? Что они и так могут добыть себе деньги, квартиры, дачи, машины. Они умеют это делать. И могут организовать пенсии и надбавки, добыв нужные документы. Открыть бизнес. Ну ведь организуют они себе «легенды», по которым живут годами. Так почему не использовать эти навыки для себя? И не надо ни у кого ничего клянчить.

— Почему вы вообще служите? Не понимаю…

Как объяснить? Рассказать про учебки, про собственные, записанные на видео, похороны, про круговую поруку, «отступников», которых приходилось карать своими руками, подставляясь под статью, про родственников — отцов, матерей, братьев, сестер и даже троюродных теток, которые отвечают за твои ошибки? Жизнью отвечают. Про коллективную ответственность, когда если не ты, то тебя. Без вариантов. Без жалости. Выполнит твой же товарищ, с которым ты ел из одного котелка. Про это рассказать? Или про то, что не один только страх движет людьми, но и ощущение избранности, когда тебе разрешают всё, но спрашивают за это втрое. Про веру, что если не ты, то кто тогда? Потому что ты последний оплот и надежда государства. Позади тебя уже нет никого, только твоя страна.

Так им внушали, так их воспитывали. Так они жили годами, убеждаясь, что это не выдумки, не преувеличение, что это так есть! Им поручали то, что другие сделать были не в состоянии. А они делали! Рисковали, погибали, но делали.

И никакие они не исключительные — нет. Не первые они и не единственные, потому, что были верующие, были заговорщики и революционеры, целые народы, которые шли на плаху во имя своих убеждений. Не отрекались, не продавались, не отступали даже перед лицом смерти. Были те, кто ставил честь выше жизни. Были! Как всё это объяснить, особенно гаранту этой без идеологии и мотивов страны? Никак не объяснить!

— Еще вопрос. Скажите, та история с самолетом… Это вы?

— Я.

— Зачем?

— Я хотел, чтобы меня восприняли всерьез, чтобы услышали. Это был входной билет к вам…

Ничего себе билетик! Впрочем, он прав: без этого «билета» его бы никто на порог не пустил. Интересно, они там все такие? Или не все? Или он один? Или вообще он — один…

«Первый» заинтересованно и доброжелательно посмотрел на собеседника. Он умел слушать, умел располагать к себе, когда это было нужно. Это было его профессией. Он кивал, изредка улыбался. Или хмурился. И снова улыбался, но думал о своем. О себе. О существующих тенденциях. О раскладе сил в стране. О том, как можно вписать в нее эту новую силу. Как использовать в сложной политической игре. И надо ли использовать? И можно ли доверять им… ему? А если доверять, то как проверять? И что из услышанного есть правда, а что ложь? Или, может быть, всё ложь? И что теперь делать? Убрать, вычеркнуть из памяти этого визитера, избавиться от него под каким-нибудь благовидным предлогом? Или опереться на него? Очень хочется избавиться. Но самолет… И очень хочется использовать, потому что… самолет! Если это сила, то не повернется ли она против него? Если какая-то хитрая комбинация, то кому она на руку? Как понять, как проверить, что все эти рассказы не фантазия, не преувеличение, не бред, ведь очень похожи на бред. Но Сталин… Хрущев… Немощный Брежнев… И огромная, на треть континента страна, которая стояла несмотря ни на что. Стояла и как-то десятилетиями управлялась. А теперь, несмотря на обилие силовых структур, трещит по швам! И побег… И самолет… Поверить ему или проверить его?