Александр Тамоников - Один против Абвера

Саблин выждал несколько минут. В доме было тихо. В комнате горел огонек.

«Может, он здесь живет? — подумал Алексей. — Вроде нет. Ночует то в штабе, то у своих сослуживцев из оперчасти. В принципе, это удобно. Никто толком не знает, где он проводит ночь».

Саблин пригнулся и двинулся к дому по дорожкам между грядками, хорошо заметным в лунном свете. Пустовой, верный оруженосец, пыхтел ему в затылок. За Пустовым шагал Казначеев.

Они по одному на цыпочках взбежали на крыльцо и притаились у двери. Взламывать ее Алексею не хотелось — лишний шум и потеря времени. Он всунул лезвие перочинного ножа в щель между дверью и косяком, провел снизу вверх и зацепил крючок.

Отлично! На замок клиенты не заперлись.

Крючок пополз вверх, выбрался из скобы и тихо звякнул. Дверные петли хозяева смазывали, они почти не скрипели.

Алексей включил фонарик, пролетел сени, заваленные мусором, и вторгся в комнату. Там догорала свечка, стоявшая в металлической пепельнице. Здесь было пусто. Обстановка не блистала роскошью.

Дверь в противоположной стене вела в маленькую спальню, в которой кое-как помещалась крупная кровать.

Алексей уже все понял и чуть не треснул по стене с досады. Что он хотел тут увидеть? Как фашистские упыри строят в темноте свои зверские планы, на ощупь собирают самодельное взрывное устройство, чтобы расхреначить к чертовой матери штаб полка?

Офицеры с фонариками в руках склонились над кроватью. Заворошилась груда тряпья. Испуганно вскрикнула женщина, натянула на себя мятый пододеяльник.

Мелькнуло заспанное, сведенное страхом мужское лицо. Этот тип дернулся, изогнулся, хотел схватить ремень с кобурой, брошенный на тумбочку. Пустовой ударил его по руке. Тот вскрикнул так, словно обжегся.

— Лежать, Дмитрий Олегович! Это СМЕРШ, — негромко проговорил Алексей.

Мужчину словно током пронзило. Он свалился обратно на мятую подушку, заморгал. Женщина под одеялом тоже застыла, даже сопеть перестала. Мужчина шумно выдохнул. Он не совершал никакого преступления. Даже законы военного времени не запрещали ему спать с женщинами в свободные от службы часы!

— Разбудили, значит. — Казначеев ухмыльнулся. Прямо как Герцен Чернышевского.

— Не так дело было, — заявил Левторович, проникший в шпионское логово через черный ход.

Конечно, как же без него!

— Что не так? — не понял Гена.

— Это Герцен спал, а декабристы его разбудили, — внятно объяснил Левторович. — Потом он и развернул революционную агитацию. Об этом знает каждый старшеклассник Советского Союза, а ты не в курсе. Стыдно, товарищ Казначеев.

— Да, стыдоба, — с сомнением заметил Гена. — Давно это было, много воды утекло.

Алексей плохо помнил, кто кого будил и зачем. Его разбирала желчная смешинка.

— Капитан Кондратьев? — на всякий случай уточнил он.

Все же существуют визуальные различия между осанистым опрятным офицером, озабоченным делами службы, и заспанным человеком, разбуженным незнакомцами.

— Да, я капитан Кондратьев. — Герой-любовник начал приходить в себя. — В чем дело, товарищи офицеры?

— Капитан Саблин, — представился Алексей и озадаченно почесал затылок.

Да, ситуация сложилась нестандартная. Только и остается, что свечку подержать.

— Какого черта? — Голос капитана вибрировал от волнения. — Вы собираетесь мне что-то предъявить? На основании чего?

— Да, неловко получилось, — сказал Пустовой и почесал висок стволом ТТ. — Пойдем отсюда, командир. Это не то, что мы подумали.

— А что вы подумали? — настаивал Кондратьев. — Я буду жаловаться своему начальству, товарищ Саблин! Я не совершаю ничего преступного. Как вы можете врываться без ордера в чужое жилище?

— Нам партия и правительство выписали ордер, — отрезал Саблин. — Поэтому не надо столь яростно митинговать, Борис Олегович. Просим прощения. Ваше поведение, перед тем как вы сюда вошли, показалось нам подозрительным. Мы проводим специальное мероприятие по выявлению вражеского агента в штабе части. Видимо, вы уже слышали об этом. Мы не знали, что вы приятно проводите время в женском обществе. Не собираемся вам больше мешать, продолжайте.

Самое интересное уже завершилось. Теперь эти голубки безмятежно спали.

— Вот именно, кто же запретит капитану? — проворчал Пустовой. — Если уж сам товарищ полковник себе такое позволяет.

— Не завидуй, — упрекнул его Казначеев. — Человек рожден для счастья.

— Ага, как рыба для полета, — задумчиво пробормотал Левторович. — Товарищ капитан, подождите. А ведь он действительно вел себя странно. Блуждал по городу какими-то загогулинами, проверялся, не тащится ли хвост. Почему? Идет человек к бабе в неслужебное время. Чего проверяться-то, словно она Мата Хари какая-то?