Александр Бушков - Как три мушкетера

Она остановилась у подъезда собственного дома, выключила зажигание. Взяла с заднего сиденья сумочку побольше и пообъемистее той, которую обычно носила, кивнула Мазуру:

– Пошли. В Жоркину берлогу, он там ждет.

Дверь, такое впечатление, распахнулась, когда в воздухе еще таяла мелодичная трель звонка – словно Жора возле нее стоял, как часовой или по крайней мере, заслышав звонок, одним тигрячьим прыжком возле нее оказался. На лице грека-восьмушки огромными буквами было начертано яростное нетерпение. Он не выдержал:

– Ну?

– Баранки гну, – преспокойно ответила Алина, проходя мимо него, как мимо пустого места.

Уселась за низкий столик, закинула ногу на ногу и в таком виде словно отрешилась от всего сущего, стала наливать себе «Метаксу» в приличных размеров рюмку. Обронила небрежно:

– Вот за что я тебя уважаю, Жора, так это за то, что ты паленки не держишь...

Мазур, коли уж пошла такая пьянка, тоже приспел к столу и стал наливать себе. Жора, нависая над ними, уставясь на Алину жаждущим взглядом, прямо-таки рявкнул:

– Ну, чем дело кончилось?

Алина произнесла с той ласковой вкрадчивостью, за которой у женщин обычно кроется змеиное жало:

– Жорочка, ты давай полегче на оборотах. Терпеть не могу, когда на меня орут, да еще просто так, из врожденного хамства. В конце концов, я на кынжале, как принято у наших кавказских соседей, не клялась. И смертельное обязательство кровью не подписывала. Чисто партнерские отношения, если помнишь.

Мазур отметил, что она вмиг переменилась, и качественно. И в лице, и в голосе, и в фигуре появилась то ли некоторая надменность, то ли даже некоторое превосходство. О причинах догадаться было нетрудно.

И Жора, похоже, догадался – все же не законченный троглодит. Он сел за стол, налил и себе, улыбнулся чуть вымученно, сказал примирительно:

– Алинка, ну чего ты сразу... Я тут, знаешь, на каких нервах сижу, даже пить не тянет...

– Ключевое слово «сижу», – с явственно ощущавшимся холодком сказала Алина. – Ты сидел на нервах, а мы работали, как папа Карло. И, между прочим, добились великолепных результатов. Именно тех, что требовались сам знаешь кому...

– Алин, ну извини, я тут издергался... Почему не позвонила?

– Сюрпризы люблю, сам знаешь. И эффекты.

– Эффекты... – проворчал Жора. – А я тут по потолку скачу...

– Вот только не потому, что душа у тебя нежная, как цветок, – с ангельской улыбкой сказала Алина. – А потому, что в случае чего тебе попой отвечать. Ты ж столько орал, что после Главного ты – самый главный, а мы все должны перед тобой навытяжку стоять...

– Ну что ты такая злопамятная... – сказал Жора, пытаясь изобразить самую дружелюбную улыбку. – Все получилось?

– Да вот, представь себе, – сказала Алина. – Ты передал инструкции – и ушел по потолку бегать. А мне пришлось головой поработать не хуже, чем Штирлицу... И если ты сейчас скажешь, что мне премии не полагается...

– Да полагается, полагается, мамой клянусь! А греки мамой по пустякам не клянутся! – он жадно осушил свою рюмку. – Алин, хватит собачиться, что за детство... Рассказывай, – он чуть наморщил лоб и старательно выговорил: – Подробно, но опуская ненужные детали и вовсе уж мелкие подробности...

У Мазура в который раз осталось впечатление, что Жора повторяет в точности чужие слова. Слова Умника.

– Ну ладно, – сказала Алина.

– Может, покажешь сначала?

– Показывать буду по мере рассказа. Как иллюстрации, – непреклонно отрезала Алина.

Жора ни словечком не протестовал. Красиво она все же его нагнула, оценил Мазур. Ну что ж, наверняка у нее полны рукава каких-то неведомых козырей... И не настолько Жора туп, чтобы этого не понимать.

Он допил то, что оставалось в рюмке, закусил маленьким бутербродом с морским гребешком на

пластмассовой шпажке. Судя по всему, против его присутствия здесь Жора ничего не имел – коли уж до сих пор ни намеком, ни открытым текстом не пригласил выметаться. А потому он уселся поудобнее и достал турецкие сигареты – в магазинах, ларьках и киосках ими не торговали, зато на базаре можно было приобрести хоть мешок.

– Ну вот, – сказала Алина. – Сказка сказывается... Сидели мы вчера все четверо в «Якоре», попивали умеренно, отшивали всевозможный плебейский элемент и по старой девичьей привычке сплетничали о мужиках. А там неподалеку, как всегда, торчал фотограф – ну, тот лысый хрен с лысой обезьяной, у которой на морде написано: «Мля, когда я сдохну?» Вот он, по-моему, Верочку на ассоциации и навел. Жора, ты знаешь, что такое «ассоциации»?