Евгений Сухов - Резидент

Дальше было немного проще — остатки армии заняли оборону на рубеже Макаровка — Львов и так вгрызлись в землю, что выбить их не могла даже массированная бомбардировка.

За несколько месяцев изнурительных боев Тимофей пережил столько всего, что такого опыта хватило бы на несколько обыкновенных жизней. Именно там, где человеческая жизнь не стоила ничего, он сумел убедиться в том, что подлость всегда соседствует с безудержной отвагой.

Уже выйдя из окружения, Романцев был переведен в Особый отдел НКВД Двадцать третьей армии Северного Ленинградского фронта, а оттуда впоследствии направлен в Смерш.

В какой-то момент ему показалось, что большую часть из пережитого он сумел позабыть, предать забвению. Во всяком случае, не вспоминал об испытанных ужасах в суете протекающего дня, они могли напоминать о себе только ночью во сне. Тогда он просыпался от ужаса, подступившего к горлу, и долго не мог уснуть. Но сейчас прошлое накрыло его воскресшими воспоминаниями, выбираться из-под обломков пережитого будет непросто.

Видимо, на его лице отобразились какие-то перемены, не ускользнувшие от внимания подполковника, и тот, заметно воодушевившись, спросил, буравя Романцева острым пронзительным взглядом:

— Так о чем все-таки молчим, товарищ капитан?

— Помню я его, — глухо ответил Тимофей.

— Слышу в вашем голосе какое-то пренебрежение, товарищ капитан. И это к политруку? Ой, не порядок!

— У меня нет пренебрежения к политруку… Есть только брезгливость к дрянному человеку.

— Ах, вот как! Так где вы с ним повстречались? — напирал подполковник.

— Политрук Заварухин прибился к нашему отряду, когда мы выходили из окружения под Киевом.

— Кто был командиром отряда?

— Я взял командование на себя.

— Сколько бойцов было в вашем отряде?

— Сначала пятьдесят три бойца, потом меньше…

— Как прошла проверка, когда вы вышли из окружения?

— Из окружения мы выходили со своим оружием и документами. Проверить нас было несложно.

— В чем состояла причина вашего конфликта с политруком Заварухиным?

— Политрук пытался взять командование отрядом на себя.

— Почему?

— Заварухин отчего-то посчитал, что является более опытным командиром. К тому же он был старше по званию. Но бойцы отказывались его слушаться.

— И что было потом?

— Он стал требовать от меня, чтобы я приказал красноармейцам подчиняться ему. Я отказался.

— Почему?

— Они ему не доверяли. Ведь окружение — это не плац, где строевым шагом нужно ходить! Вся дисциплина на личном авторитете держалась.

— Хм, занятная вырисовывается история. А что конкретно вы ему ответили?

— Честно?

— Хотелось бы, как на духу! — заулыбался Кондратьев.

— Послал его «по матушке»!

— Примерно так я и подумал… Как-то непочтительно, что ли, получилось. Почему же вы решили его проигнорировать?

— Какой он командир, мне неизвестно, но я не имел права доверять жизнь своих бойцов и свою лично… извините меня за подробности… какому-то капризному человечишке.

— Как же он отреагировал?

— Сказал, что не простит мне неподчинения и обязательно доложит куда следует.

— А ведь он и доложил.

— Нисколько не сомневался и ждал последствий… Только непонятно, почему об этом вспомнили через столько времени?

— Видно, не сочли нужным… Я же вижу ситуацию совершенно иначе. Хотя в вашем личном деле эта ситуация отражена. Тут может и трибуналом закончиться.

— Это уже зависит не от меня… Во всяком случае, я вывел бойцов живыми из окружения, — хмыкнул Романцев и добавил: — Значит, я не ошибался в своих оценках… Вот она, благодарность от политрука Заварухина за то, что я вывел его живым.

Подполковник Кондратьев выглядел серьезным, от прежнего балагура, каковым он хотел выглядеть в начале разговора, не осталось и следа:

— А спросил я об этом деле вот почему… Политрук Заварухин считает себя правым и продолжает писать жалобы о вашем недостойном поведении, об игнорировании приказов вышестоящих командиров, а также о ведении вами антисоветской агитации. — Полковник выждал паузу. Лицо капитана Романцева окаменело. Заявление было серьезным. — Меня попросили еще раз проверить ваше дело, в особенности этот случай, и дать подобающую оценку произошедшему… Я досконально изучил ваше личное дело, и вот что я хочу вам сказать… Никакой антисоветской агитации я не нашел. Бойцы, которых вы вывели из окружения, подтверждают это. Для политрука ответы красноармейцев — большой минус в личном деле… Своими необоснованными заявлениями он попытался ввести военную контрразведку в заблуждение. Особый отдел также довольно серьезно пообщался с бойцами, которых вы вывели из окружения. Они все за вас горой! А вот о политруке Заварухине отзывались с большой неприязнью. Чем же вы так подкупили бойцов? — неожиданно широко улыбнулся Кондратьев.