— Честнейшего?! — не выдержала Олеся. — Да это был…
— Я знаю, — сказал Лаврик. — Фантастический был аферист и кидала.
Что характерно, упертый интернационалист: то есть стриг всех без различия национальности, от евреев и русских до каракалпаков и тувинцев. Он бы и папуасов стриг, но они, на свое счастье, Мишеньке не попались, да и денег у них — мизер. Черный юмор ситуации, подруга, в том, что смерть автоматически сделала Мишеньку честнейшим человеком. Против мертвых не возбуждают уголовных дел — последний раз, насколько я знаю, такое было в Париже лет четыреста назад… Причина проста: мертвый не способен ни в чем сознаться, равно как и оправдаться. По той же причине газетный компромат против мертвого — штука дохлая. Те, кого это касается, пожмут плечами и скажут: мало ли что. можно выдумать про мертвого, который уже на эту гнусь не ответит… Итак? Всю эту историю можно подать журналюгам и под другим соусом: не было банального заказа на банального афериста, который всех достал. Просто-напросто шайка черносотенцев… (следуют ваши фамилии) злодейски угрохала честнейшего еврейского мальчика, чтобы зацапать его бизнес. Если это подать умело, в Израиле вам станет неуютно, а большая часть алмазных дел у вас идет как раз через израильских диамантеров, только процентов сорок — через лондонских и амстердамских. Вот тебе лишь один пример внесудебной пакости, после которой вас не станут принимать в приличных домах. Ты же лучше меня знаешь понятия, по которым живет мировая буржуазия: втихомолку можно заниматься самыми грязными делами, но если засветился — благородное общество от тебя, выродка и гангстера, с негодованием отвернется. Короче говоря, что-то не докажем, а что-то как раз докажем. Не за то вора бьют, что украл, а за то, что попался… Важнейший нюанс: вы, дорогие мои, хорошие, попали под кампанию. Испокон веков в нашем отечестве — да и не в нем одном — самым страшным было попасть под кампанию. Перед президентскими выборами как нельзя более кстати придется разоблачение олигархической группировки, замешанной в куче грязных дел — и тех, которые я тебе назвал, и других, о которых ты прекрасно помнишь. Когда попадаешь под кампанию, никакие супердорогие адвокаты не вытащат… Или я не прав? Или мало примеров, начиная чуть ли не с библейских времен? Ну скажи мне, что я неправ…
Олеся молчала.
— Две комнаты вещественных доказательств, — сказал Лаврик. — Куча надежных свидетелей, в том числе присутствующий здесь Кы Сы Мазур, кампания… Будем и дальше размазывать манную кашу по чистому столу?
Олеся подняла на него глаза — вроде бы спокойные и холодные, но в глубине все же таилась тревога. Она не была невозмутимой — она пыталась казаться невозмутимой.
— Ну что же, — сказала она тихо. — Во всем, что ты наговорил, есть резон… И тем не менее вы ко мне пришли без наручников и ордеров…
Лаврик усмехнулся:
— Можно проще. Вколоть тебе наркоту, вывезти на прогулочной яхточке в нейтральные воды, где ждет судно, — и прямиком на Родину.
Как это было с генералом Кутеповым и кучей другого иностранного народа.
— А почему же не вкололи сразу? — прищурилась Олеся. — А сели болтать под роскошную поляну? Такое поведение наталкивает на определенные мысли…
— Я тебя уважаю, — сказал Лаврик, без улыбки глядя ей в глаза. — Серьезно, всегда уважал сильного противника. В моем ремесле это необходимо, чтобы ты знала. Ты умница и соображаешь опасно быстро. Это не комплимент. Это констатация факта. Все ты поняла… Есть и другой вариант. Начинается он с того, что я тебя вербую. Прямо здесь и прямо сейчас. Кстати, учти: уж если я человека вербую, то спрыгнуть с крючка он уже не сможет никогда.
— Очень мило, — сказала Олеся. — А если я не пожелаю вербоваться?
— В этом случае мы с Кириллом допиваем отличную водку, доедаем великолепную закуску, делаем тебе ручкой и уходим. И ты свободна как ветер. Голову могу прозакладывать, в Россию ты теперь не сунешься, полетишь в Лондон.
Ты баба предусмотрительная, у тебя и тамошний вид на жительство, могущий плавно перетечь в подданство, и дом на Белгравии, и адвокаты, и некоторая заначка в банке… Англичане нам никого не выдают, давно известно. Если понадобится, ты сумеешь впарить репортерам что-то занятное: все эти годы ты у себя в подвале на Рублевке печатала антипутинские листовки, сама их по ночам клеила, да вдобавок дядя Вова хотел тебя изнасиловать на рояле прямо в Большом Кремлевском дворце…
Читать дальше