Анна Оранская - Хождение по трупам

И я предложила встретиться в городе, не хотела, чтобы Эд видел Мэттьюза, если тот появится, и уехала через полчаса и домой вернулась уже к восьми, просидев с Эдом пару часов в ресторане. Дел-то было — подписать бумагу для ФБР, им уже полученную, и бумаги из Нью-Йорка, и выслушать короткую лекцию по поводу того, что такое наследство и какой налог с него берут. Но он был, как всегда, словоохотлив, а мне домой ехать не хотелось, потому что настроение было хуже не придумаешь, потому что рушился стройный план, и что-то явно не додумал Мэттьюз, и продление подписки означало, что в случае успеха мне все-таки придется отсюда бежать как самому настоящему преступнику. И если даже завтра Ленчик даст мне отсрочку еще на пятнадцать дней, это ничего не изменит: через пятнадцать дней, пятнадцатого марта, я пошлю его подальше, а затем все будет происходить очень быстро и уже через неделю либо нас с Мэттьюзом не станет, либо Ленчика с его бандой.

Господи, как мне нужен Дик! И Мэттьюз тоже…

Но телефоны молчали, оба, и я поехала домой, не торопясь, зная, что сейчас мне никто угрожать не должен, — и думала про себя, что судьба вечно сует меня мордой в грязь. Начала жить с тобой, год всего прожила — и тебя не стало. Пришел по мою душу киллер, появление которого я встретила с радостью, потому что не хотела жить, хотя и переехала его, чтобы не стыдно было на том свете встретиться с тобой, — так меня с того света вытащили. Сделали с Корейцем такое важное дело, отомстили за тебя, обосновались здесь — и через год убивают Яшу и Кореец уезжает и не возвращается уже, и у меня проблемы. Нахожу киллера и радуюсь, несмотря на то что оказываюсь в тюрьме, — и он делает не то, что требовалось. Нахожу Мэттьюза, изобретающего свой план, в который я поверила, — и вдруг план оказывается прогрызенным мышами манускриптом, который, может, и ценен был, но при пристальном рассмотрении выясняется, что в нем не прочесть ничего. Может, в этом и заключается моя судьба — в вечных испытаниях?

А уже въехав на территорию собственного особняка, вдруг вижу конверт в почтовом ящике. И уже не жду от него хорошего, и не нахожу дома Мэттьюза, хотя признаюсь, рассчитывала на то, что он здесь уже, — и с таким трудом подавляю желание дойти до сексуальной комнаты и налить себе порцию виски, которое снимет сейчас мою разбитость, что, кажется, все силы на это уходят. Так что даже в кабинет не иду — просто надрываю конверт и внимательно изучаю содержимое, которое, как я и ожидала, радости мне не приносит, добавляя лишь неприятных воспоминаний. Из риэлтерского агентства письмо, о том, что закончился срок аренды принадлежащей мистеру Кану студии в Беверли-Хиллз и она в настоящий момент свободна — и с появлением нового арендатора агентство свяжется с мистером Каном, дабы обсудить условия нового договора.

Вот дела — я и забыла, что студию свою он так и не продал, когда переехал ко мне. И точно — вспоминаю, как сама посоветовала ему ее не продавать, все-таки я не замуж за него согласилась выйти, просто сказала, что согласна жить вместе, и как-то хотелось подчеркнуть, что у меня — свой дом, а у него — своя студия, просто на всякий случай. Естественно, я и не думала тогда, что мы с ним поругаемся и расстанемся, — да и в этом случае он мог бы тут же купить себе новое жилье, — но хотелось, чтобы хотя бы внешне мы были не семьей, но любовниками. А там мало ли — захочется ему с кем-нибудь переспать тайком от меня, пусть и везет к себе. Или мне захочется пожить одной… Я тогда не до конца понимала Оливию Лански, еще не привыкла к ней полностью и продолжала ее изучать. Потому что новая внешность естественно привела за собой новые черты характера, проявив во мне прежней то, о чем я и не догадывалась раньше, или прятала, или давила — жесткость, например, резкость, властность и все такое.

Он согласился, тем более что и у него и у меня еще одна причина была отказаться от продажи: он же купил ту самую студию, в которой я жила после того, как вышла из больницы, в которой мы с ним начали познавать друг друга, в сексе, естественно, и в другом тоже. Сексом мы с ним в первый раз занимались в той шикарной гостинице, куда он меня привез после выписки, — но это всего одна ночь была, а в той квартире, снятой на следующий день, и прошел наш, если можно так выразиться, медовый месяц.

Господи, сколько всего я там испытала: возвращение к жизни, и страстные животные совокупления, которых раньше у меня не было, и привыкание к новой внешности, и создание нового имиджа. Там я позировала часами перед зеркалом в непривычном черном парике и ярко-синих линзах и часами рассматривала себя в неизвестно почему понравившихся мне кожаных нарядах, которые с тех пор только и ношу, за исключением ответственных мероприятий, требующих вечернего платья. Там я часами лежала под Корейцем, и сидела на нем, и стояла перед ним на коленях — и именно там он часами без устали вгонял в меня огромный член, заливая спермой.