Федор Бутырский - Прокурор для Лютого

Счастье, счастье, счастье…

И даже на языке ее вертелось постоянное, устойчивое сочетание «сч»; оно казалось колючим, жестким, шершавым и потому так хотелось растягивать последний мягкий и ласковый слог: «ие-е-е-е…», «счастие-е-е-е»!

Так вот, какое оно, это самое счастье — когда тебе ничего не надо… Нет, когда надо лишь одно: вот так вот лежать на кровати, пусть даже в этой тесной комнате, пусть даже одной, лежать и ощущать, лежать и внимать себе, лежать и слушать музыку счастья, музыку заоблачных сфер, незримо насыщающую атмосферу вокруг…

Словно океаническое течение выносит на влажный, мягкий песок, и набегающие волны ласкают, лижут ступни, небо над головой голубое-голубое, лазурное-лазурное, аж глаза режет эта голубизна, руки тяжелые и непослушные, но эта непослушность тем более радует.

И не хочется думать ни о чем, и кажется, способна выполнить любое желание — кого угодно и какое угодно, и верить всему, что тебе скажут, и быть счастливой лишь от этого.

А потом Наташу посадили в большой автомобиль, эдакий дом на колесах — с телевизором, видеомагнитофоном и холодильником, и повезли куда-то: девушка даже не спрашивала, куда именно. Хоть на край света — теперь ей везде будет хорошо.

Но вскоре все закончилось.

Веселящий газ, окутывавший ее сознание, как-то незаметно улетучился, и стало страшно. Она — такая маленькая, беззащитная, всеми покинутая, в обществе незнакомых людей, в какой-то огромной машине, запертой снаружи. Медленно проплывают за окнами острые верхушки деревьев, тогда в просветах между кронами мелькает лазурное небо, затем его заслоняет грозовая туча, и от этой смены видов Наташе почему-то становилось очень одиноко, и очень хотелось плакать: наверное, от жалости к себе.

Машина катила по шоссе в полную неизвестность — девушка, сбросив одеяло, поднялась и на непослушных ногах приблизилась к стеклянной перегородке, отделявшей салон от водительского места.

За рулем сидел мужчина с красным лицом и немного выпученными глазами — огромный золотой перстень с неправдоподобно большим бриллиантом почему-то сразу обратил на себя внимание. Наташе показалось, что она где-то, когда-то, в какой-то другой жизни уже видела этого человека, уже встречалась с ним…

Рядом с обладателем бриллиантового украшения ерзал на сидении какой-то тип в белоснежном костюме — когда позади него определилось легкое движение пассажирки, он, даже не обернувшись в ее сторону, процедил слова загадочные и жутковатые:

— Слышь, Сухой, а она, кажется, оклемалась…

— Сейчас до Калуги доберемся, еще одну дозу дам, — отозвался тот, кого сидевший рядом с водителем назвал Сухим.

Все это было так страшно, что девушка вновь двинулась в глубь салона. Уселась, потерла руками виски — теперь она ощущала в голове полную пустоту.

Неожиданно на ум пришло сравнение, резкий всплеск сознания вынес на поверхность что-то такое географическо-этнографическое, кажется, из любимой когда-то передачи «Клуб кинопутешественников», а сравнение такое: где-то далеко-далеко, в девственных лесах Амазонии обитало дикарское племя, которое охотилось на других дикарей, но не ело их, а просто отрезало головы, вынимало мозг и высушивало черепа, а потом наполняло их сочной рыхлой мякотью какого-то тропического дерева — для каких-то религиозных обрядов. Девушке казалось, с ней тоже сделали нечто подобное — вынули мозг, наполнив голову чем-то таким, без чего она теперь не может прожить и минуты…

Вскоре машина остановилась. Мужчина с красным лицом, войдя в салон, молча протянул девушке стакан сока — та механически взяла его и выпила: ее мучила жажда.

И вновь — невидимое течение, мягкий прибой, ласкающий мозг, и вновь хочется исполнить любое желание, осчастливить всех и каждого, и несет ее волна на мягкий песок, и растворяет в себе…

Когда же Наташа очнулась вновь, краски исчезли, потускнев, плавное течение остановило свой бег и вода бескрайнего океана превратилась в зловонную, стоялую воду торфяной ямы.

И вновь комната — уже другая, поменьше. Стол, стулья, кровать, телевизор. Высокое окно под потолком. И ничего больше нет в мире, кроме этого…

Девушка поднялась с кровати, подошла к окну, привстала на цыпочки, подтянулась за подоконник, заглянула вниз — какие-то крыши, бурая жесть, черный толь, серый шифер, красный кирпич, белый бетон — квадратные скаты, и на скатах этих растут черные, мертвые деревья-антенны, и деревьев этих много-много, целый лес.