Федор Бутырский - Прокурор для Лютого

Нечаев сосредоточенно смотрел перед собой, всем видом демонстрируя: мол, хотели меня видеть — я выполняю приказ. Я ведь не человек, я — винтик, шестеренка, которую используют в целях, мне неизвестных. Я могу только слушать и, не размышляя, козырять «есть!..».

Вскоре показался высокий бетонный забор, опоясывавший базу «КР».

— С вами будет говорить очень серьезный человек, — не глядя на Лютого, предупредил Рябина.

Максим промолчал, и молчание это можно было истолковать двояко — и как согласие, и как безразличие.

Металлические ворота растворились, и УАЗ вкатил во двор.

— Вас ждут на втором этаже, — проинформировал Рябина. — В моем кабинете.

Лютый, хлопнув дверцей и не обернувшись, пошел к входу…

Они не виделись почти два года — с тех пор, как беседовали во дворе Лефортовского следственного изолятора. Часто, очень часто потом Лютый вспоминал об этом человеке и всякий раз ловил себя на мысли, что испытывает к нему двойственное чувство.

С одной стороны, Нечаев невольно восхищался этим человеком в старомодных золотых очках, — люди, которые безусловно опытней и умней тебя, всегда вызывают подобное чувство. С другой… Как можно позитивно воспринимать того, кто упрятал тебя за решетку?!

Прокурор сидел за канцелярским столом, спиной к двери, но Максим узнал его сразу. Будь тут, в небольшом кабинете, хоть десять человек, одинаково одетых и сидящих к нему спиной — Лютый бы не ошибся. Да и не только бы он один.

Почему?

Одни при этом могут разглагольствовать об интуиции, другие — о некой загадочной энергетике, третьи — о привычке властвовать, свойственной очень немногим людям, которая угадывается в них даже издали…

Кто прав? — наверное, и первые, и вторые, и третьи.

— Добрый вечер, Максим Александрович, — мужчина приветливо улыбнулся Нечаеву — так, словно бы они расстались не два года назад, а только вчера. — Как дела?

В другой ситуации этот вопрос, всегда следующий за приветствием, чтобы просто завязать разговор, прозвучал бы глупо, но Нечаев интуитивно различил в нем какой-то потаенный смысл. Бывший комитетчик не относился к категории людей, которые после столь банального вопроса принимаются излагать всю свою жизнь, от начала до конца… Но ведь и вопрос задал необычный человек!

— Спасибо, хорошо, — кратко и сухо ответил Максим, пожимая протянутую руку.

— Присаживайтесь, — любезно предложил гость и, дождавшись, пока Лютый займет место за столом, сел напротив и продолжил: — А вообще-то, вам действительно есть за что меня благодарить.

— Если вы имеете в виду два года зоны, на которую я попал по вашей милости, то уж наверняка есть, — спокойно парировал Нечаев.

Прокурор не стал отрицать.

— Возможно. Но, как говорится, что ни делается — все к лучшему. Как знать — не попади вы в то ИТУ, может быть, этого разговора и вовсе бы не было… Вы ведь многого не знаете. А я знаю. После смерти Атласова и роспуска «13 отдела» у вас определенно начались бы серьезные неприятности — учитывая ваш характер. А на зоне вам было спокойней… Может быть, я сокрыл вас в тюрьме от неприятностей, которых бы вы наверняка не избежали на воле?! В конце концов, я вас за решетку упрятал, я же вас оттуда и извлек, — примирительно завершил гость, внимательно оценивая реакцию собеседника.

— Но ведь не за так просто извлекли? — вопрос прозвучал очень напряженно — судя по тону, беседа явно не обещала быть бесконфликтной. — И если меня оттуда выпустили, то я ведь вам обязан и должен буду отработать эту свободу?

И вновь высокопоставленный собеседник ответил прямо и честно:

— Совершенно верно. В мире ничего просто так не происходит. Если помните наш последний разговор, в Лефортово… Тогда мы говорили о распределении ролей, — дождавшись, пока Нечаев кивнет утвердительно, Прокурор продолжил: — Так вот, Максим Александрович, напомню еще раз… Каждый человек, вольно или невольно, играет в жизни ту роль, которую ему отводят другие. Иногда человек об этом даже не задумывается — считает, что жизнь развивается по сценарию, написанному им самим…

— И вы тоже изображаете того, кого вам приказано? — и хотя Прокурор явно не ожидал такой реакции, он, тем не менее, ответил предельно серьезно:

— И я тоже.

— И кем же? — в голосе Лютого прозвучало скрытое напряжение.

— Теми, кто сильней меня, — кремлевский порученец неожиданно мягко улыбнулся, и Нечаев почему-то поймал себя на мысли, что эта открытая, обескураживающая улыбка никак не подходит к властному и уверенному облику Прокурора. — Впрочем, давайте оставим в стороне метафизику человеческих отношений. Их оценка — не самая сильная ваша сторона. Скажу лишь одно — Максим Александрович, где-то я вами даже восхищен: вы — единственный, кто сознательно не принял такого расклада, и притом не из соображения прямой выгоды. Вы не хотите играть ничью роль, вы хотите остаться самим собой. Вы не меркантильны и не любите ни деньги, ни власть… И это вам очень мешает.