Федор Бутырский - Прокурор для Лютого

По Москве, да и не только по Москве, прокатилась серия громких убийств…

Правда, подбор кадров в «13 отдел» был довольно странным: сюда приглашали лишь тех, на кого у руководства был серьезный компромат. Это давало редкую возможность тонко манипулировать людьми, что при общей щекотливости ситуации вокруг секретной структуры (антиконституционная практика и отсутствие информации) выглядело естественным.

Естественно, однако, было и другое: на самого руководителя, Владимира Николаевича Борисова, тоже был компромат, и так уж получилось, что он попал в руки Атаса.

Атласов быстро просчитал единственно верный путь. Шантажируя бывшего полковника КГБ, он добился, казалось, невозможного: совсекретная, законспирированная структура, созданная для черного террора против оргпреступности, незаметно превратилась в бригаду одного из ее лидеров; физически уничтожая воров в законе и авторитетов, она, казалось, выполняла свою прямую функцию, но на самом деле — устраняла конкурентов Атаса.

Таким образом, приняв вызов Коттона, Атас стравил его с секретной спецслужбой…

Борьба была упорной, кровавой; она тянулась несколько месяцев с переменным успехом; чаша весов перевешивала то на одну, то на другую сторону. В ходе противостояния погиб большой друг Коттона, «лаврушник» (то есть кавказский вор) Реваз Сухумский, несколько жуликов и «торпед» окружения самого Найденко, была похищена и лишь чудом уцелела племянница Наташа (ее вновь спас Нечаев). И, удивительно, Коттон вышел из этого кровопролития победителем: Атаса застрелил киллер в самом центре Москвы, «13 отдел», как структуру подзаконную и антиконституционную, тихо расформировали после того, как информация о нем просочилась в Думу и газеты, а полковник Борисов пал жертвой «несчастного случая». К этому приложили руку и Прокурор — тот самый высокий кремлевский чиновник из Совета Безопасности, и бывший офицер «13 отдела» Максим Александрович Нечаев-Лютый — тот самый случайный спаситель Наташи Найденко.

Как бы то ни было, но после всех передряг во главе огромной мафиозной империи покойного Атласова встал Сухой, что было вполне естественно. Этот человек, прошедший нелегкий путь от рядового «гоп-стопника» до крутейшего криминального авторитета, резко изменил всю политику. Атас, по натуре буйвол, умел лишь топтать, бодать, крушить — может быть, несколько лет назад, когда никем не занятые территории только-только осваивались, это было оправдано. Теперь же, когда вся Москва (да что Москва — вся Россия!) была строго поделена между группировками, когда нерушимость границ сфер влияния блюлась свято, надо было изыскивать новые пути. И они находились, эти пути: все больше и больше лидеров организованной преступности входило в русло легального бизнеса, все больше и больше авторитетов стремилось к показной респектабельности.

Как-то в поле зрения Сухого попал мелкий уголовник со странной кличкой Заводной. Наведя справки, авторитет быстро понял, что этот человек перспективный: он раскопал какого-то полусумасшедшего химика, который синтезировал очень сильный и дешевый наркотик, и теперь организовывал мини-производство розоватого порошка, уже известного как «русский оргазм». Разумеется, для серьезного широкомасштабного разворота у Заводного не было денег — зато у Сухого они водились в избытке. Посоветовавшись с экспертами, специалистами по наркорынку, с финансистами, специалистами по «отмывке» денег, Сухарев решил вложить небольшие деньги в производство розоватого порошка и выждать — что из этого получится.

Результаты превзошли все ожидания — «русский оргазм» завоевал рынок молниеносно. Чистый доход даже от суррогатного, неочищенного «оргазма» превышал пятьсот процентов…

Тогда Сухой решил рискнуть и сыграть по-крупному. Он вложил огромные даже по своим понятиям филки [4] Филы, филки (жарг.) — деньги. в опыты, технологические разработки, оборудование, походя купил несколько других химиков, ранее работавших в закрытом оборонном НИИ, заодно подписав под себя и самого Заводного, после чего организовал первый пробный заводик в недалекой Польше: ставить производство в России было делом рискованным.

Но тут выяснилось: заниматься такими вещами в Польше не менее опасно, и дело даже не в строгости польских законов и не в патологической ненависти местной полиции к русским бандитам. Дело в том, что смотрящим Польши воровской сходняк поставил никого иного, как заклятого врага его покойного босса Атаса — того самого вора в законе Коттона. А ведь вражду с Найденко (а в его лице — и со всеми нэпманскими ворами, со всем традиционным криминалитетом) новый авторитет получил как бы в наследство… И так уж вышло, что и заводик, и лаборатория сразу же оказались на чужой территории. Качать права на Польшу, утверждая, что это исконные земли бригады Сухого, новый авторитет, при всех своих амбициях, не мог: во-первых — вновь глобальная война, а во-вторых, как справедливо заметил Коттон при беседе с Заводным в ангаре заброшенной воинской части, у новоиспеченного наркодельца могли бы возникнуть серьезные проблемы с пересечением границы, транспортировкой и сбытом. Короче говоря, Найденко и его люди, узнав о производстве, тут же переподписали Заводного (бывшего теперь никем иным, как подставным лицом) под себя, хотя и подозревали, что за ним кто-то стоит. Сухой замешкался — ситуация складывалась явно не в его пользу.