Федор Бутырский - Прокурор для Лютого

— Во, бля… — вновь пробормотал хозяин, передергивая затвор. — Приплыли, значит…

Такую решимость химика можно было понять. В случае его поимки надеяться на снисходительность польской Фемиды не приходилось: местные законы очень суровы к изготовителям наркотиков — вряд ли бородатый, в отличие от бойцов-охранников, не мог рассчитывать на высылку в Россию.

Охрана наркозаводика — шесть человек, — вряд ли представляла для польского спецназа серьезную опасность. И, видимо, поняв это, бойцы решили не подставляться под пули: через несколько минут хозяин лаборатории с ужасом увидел, как все шестеро гуськом спускаются с крыльца с поднятыми руками.

Тем временем один из спецназовцев, взяв в руки мегафон, крикнул из укрытия по-русски, с сильным польским акцентом:

— Дом окружен, предлагаю добровольно сдаться… Сопротивление бессмысленно.

— Хер тебе бессмысленно, — хмыкнул бородатый и, вскинув автомат, толкнул стволом раму — стекло с жалобным звоном разлетелось по лаборатории, и гулкая автоматная очередь прошила вечернюю тишину…

Сопротивление и впрямь было бессмысленно: бородатый отчаянно отстреливался лишь потому, что ничего другого ему не оставалось. Хватило его ровно на шестьдесят шесть патронов — именно столько бывает в двух магазинах «Калашникова». Стрельба из окна не причинила нападавшим большого вреда: все они находились за укрытием, и лишь несколько человек получили легкие царапины.

Ну, а дальнейшие события происходили по давно отработанной схеме: сперва в окно полетели гранаты с оглушающе-ослепляюшим эффектом, а затем под автоматный треск, сквозь огонь и дым в лабораторию ворвался спецназ.

Удар — и бородатый, отлетев на насколько метров, упал на столик; задребезжало стекло, и колбы, пробирки и реостаты с небесным звоном посыпались на пол. Затем на хозяина лаборатории обрушился еще один страшный удар, затем — еще… Спустя несколько минут лицо химика представляло собой один большой багрово-синюшный кровоподтек.

— Стоп, стоп, — неожиданно послышалась команда по-русски. — Не мудохайте так, а то ваще на хер завалите… Он еще нужен.

Бойцы спецназа резко обернулись — в дверной проем в сопровождении командира вошел невысокий, очень жилистый мужчина лет двадцати семи; неправдоподобно огромный бриллиант перстня на его пальце преломлял закатный свет в тысячи блестящих искр. Удивительно, но суровый, звероподобный командир спецназа Службы Безопасности держался с вошедшим русским на редкость уважительно — чтобы не сказать подобострастно.

— Цо?.. Цо?.. — не понял один из экзекуторов, а жертва, с трудом подняв на вошедшего глаза, пробормотала что-то удивленное; видимо, он хорошо знал обладателя печатки с брюликом. Теперь во взоре завлабораторией засветилась надежда близкого спасения.

Командир, подойдя к подчиненному, сказал ему несколько слов, после этого спецназовцы, включая начальника, покинули помещение.

Ждали они недолго: спустя минут десять странный русский вышел из лаборатории, засовывая в боковой карман пиджака нечто, напоминающее дискетницу — специальный ящичек для хранения компьютерных флоппи-дисков.

Командир кинулся в помещение — бородатый лежал на полу ничком, из его рта под голову натекала тонкая струйка крови; теперь, в сумерках, она казалась совершенно черной, похожей на кофейную гущу. Химик не двигался и не дышал; мертвые глаза стеклянными пуговицами страшно таращились куда-то в сторону.

Системный блок компьютера был раскрыт — видимо, из него были изъяты какие-то части.

А непонятный русский, подойдя к командиру, произнес на редкость самоуверенно и развязно:

— Слышь, мне пан Анжей говорил, что вы меня до Варшавы подбросите… Давай, пан Войцех — у меня через шесть часов самолет в Швейцарию…

Приблизительно в то самое время, когда спецназ польской Службы Безопасности штурмовал заводик в Малкиня, на низеньком бетонном парапете рядом с популярным белостоцким супермаркетом «АВС» сидел мужчина несколько устрашающей наружности. Огромный шрам через все лицо, квадратная челюсть, тяжелый взгляд из-под бровей — наверняка все это невольно вызывало у проходивших мимо неприятные ощущения. А уж если бы польские граждане видели, какие крутые татуировки нанесены на тело этого человека, если бы знали, по каким статьям был в свое время осужден обладатель шрама, то и вовсе бы обходили его за версту.

Впрочем, Макинтош — а это был именно он, порученец вора в законе Коттона, — теперь не думал ни о прошлых судах, ни о «командировках», ни даже о пахане Коттоне, известном также как Алексей Николаевич Найденко.