Федор Бутырский - Прокурор для Лютого

Русский поддакивал, кивал — очевидно, этот человек занимал в своей весьма специфической среде какое-то очень серьезное место и потому не имел привычки выслушивать собеседника, не перебивая.

Правда, при упоминании о Малкиня он засокрушался, зацокав языком:

— Да, да… Досадно.

Пан Анжей улыбнулся немного надменно, точно старопольский магнат, беседующий в своем дворце с пленным татарским князьком:

— Вы что — не согласны?

— Все верно, придется отдать вашим псам на раздербан, — вздохнул русский. — Только… только… Да хер с ним, мы уже базарили об этом.

— Я об этом помню, — мягко подтвердил поляк. — И не отказываюсь от своих слов. Теперь второй пункт. Этот самый человек со шрамом… Как его там — пан Макинтош? Ту ест назвиско? — почему-то пан Анжей резко перешел с русского на родной язык, однако, взглянув на собеседника, сразу же поправился: — Фамилия?

— Какая назвиска… Кличка у него такая… Как у собаки. Скоро деревянный макинтош получит, — довольно хмыкнул русский, видимо посчитав свою последнюю фразу за тонкую игру слов.

Офицер польской СБ дипломатично улыбнулся и не стал развивать это тему дальше.

— Ну, думаю, все пройдет удачно. Мы ведь оба представляем заинтересованные стороны. — Пан Анжей подошел к бару, открыл его, извлекая початую бутыль дорогого коньяка и два сужающихся кверху бокала — из таких и положено пить этот благородный напиток. Плеснул себе и собеседнику на самое донышко, граммов по тридцать, улыбнулся благодушно: — Ну, пан, давайте за удачу!..

Бокалы сошлись с мелодичным звоном — звук был несильным, но вполне достаточным для того, чтобы оказаться записанным на магнитофоны в соседней квартире…

Спустя минут десять мужчина в дорогом костюме вышел из подъезда девятиэтажки в чрезвычайно скверном расположении духа. То ли он не до конца был доволен результатами переговоров с паном Анжеем, то ли выпивки оказалось недостаточно (скорей — и то, и другое), но зайдя в ближайший супермаркет, он немедленно направился в винно-водочный отдел.

— Водяры бутылку, — буркнул он продавщице, нимало не заботясь о том, что тут, на окраине Варшавы, его своеобразного русского могут и не понять.

Однако продавщица, наверняка обогащенная опытом общения с русскими челноками, сразу же догадалась, что от нее требуется.

— Цо пан хцэ? — дежурно-любезно улыбнулась она, окидывая взглядом стойку позади себя: водки было никак не менее двадцати сортов.

— Самой забористой… Чтоб пробрала, — уточнил свою просьбу русский.

— А, разумям, пан хцэ вудки? «Выборовая» — можа быць?..

Спустя минут двадцать мужчина в дорогом костюме, держа в одной руке бутыль «Выборовой», то есть «Отборной», водки, а в другой — литровый баллон с «колой», курил на скамеечке, бросая в сторону дома, откуда недавно вышел, откровенно неприязненные взгляды.

Тут, на ободранной лавочке у подъезда, с бутылкой в руке, украшенной грубой «гайкой» с бриллиантом стоимостью, как минимум, тридцать тысяч долларов, он смотрелся так же дико и нелепо, как, наверное, смотрелся бы Ватиканский кардинал, пьющий неразведенный спирт где-нибудь в портовой забегаловке Гданьска. А ведь обладатель этого массивного перстня в своем, очень специфическом кругу занимал никак не менее влиятельное положение, чем какой-нибудь кардинал в иерархии католической церкви. Правда, тут опасаться было нечего, никакого риска быть узнанным: откуда на пустынной окраине Варшавы московские знакомые? Можно и расслабиться, можно немного побыть самим собой; никаких фраков и смокингов, никаких понтов, никакого закоса «под культурного», никакого бонтона. А особенно — после напряженного разговора с этим увертливым зализанным офицером польской «конторы».

Водка не пошла: мужчина хотел было бросить ее в мусорку — следом за недопитым баллоном с «колой», но затем, подумав, сунул во внутренний карман и, выйдя на дорогу, принялся ловить такси…

Восточное Белостоцкое воеводство, наверное, одно из самых бедных во всей Польше. И хотя средняя зарплата мужчины тут почти двести долларов, это все равно намного меньше, чем в столице — не говоря уже о приграничных с Германией районах. Тут, в отличие от Варшавы, Гданьска или Лодзи, почти нет ни навороченных тачек, ни дорогих магазинов, ни ультрасовременных коттеджей.

Впрочем, в последнее время и то, и другое, и третье все-таки начало появляться: как правило, показные признаки богатства демонстрировали те, кто занимался торговлей с восточными соседями: Беларусью и Россией.