Сергей Скобелев - Поствоенный синдром

— Но это двести двадцать вторая, — заметил Самойлов. — От двух до шести, насколько помню.

— Пока не сел. У меня бывший сослуживец пытался его взять, а потом получил рекомендацию отступить. Вот такие коты. Закон вроде есть, а вроде и нет.

У окна появился худой чернявый парень в жилете сотрудника ДПС. По его бритым вискам из-под фуражки текли капли пота, а сам он всем видом давал понять, что ещё немного и задохнётся.

— Воды бы, товарищ капитан.

Михаил Вадимович достал из шкафчика стола заполненную бутылку и протянул подчинённому.

— Ветра нет. Гроза будет, — продолжил тот, отпив несколько глотков. — Намокнем, а вы под крышей.

— Не понял? — возмутился начальник и нахмурил густые седые брови. — Субординацию теряешь, Алимов?

— Виноват, — исправился аварец.

— Нет, думаешь, мне слабо? Давай сюда палку!

— Товарищ капитан…

— Давай!

Толстыми пальцами он выхватил протянутый в окно чёрно-белый жезл и тяжело поднялся из-за стола. Грузной фигуре мешал лишний вес.

— Пойдёшь со мной?

— Мне слабо, — усмехнулся Самойлов.

Пробурчав что-то про молодёжь, начальник поста медленными, но широкими шагами покинул кабинет, выбрался на улицу и поплёлся на противоположную сторону дороги. Приближающееся тарахтение двигателя Олег мог только слышать. Михаил Вадимович занял позицию, вытянул жезл и махнул им в сторону обочины, призывая водителя остановиться. Чёрный «Жигули» лениво подъехал к краю полосы и застыл, мотор рычал на холостых оборотах. Будто заправский инспектор, начальник отдал честь, наклонился к водительскому окну и наверняка потребовал документы.

Внезапно он резко отпрянул от машины. Понимая на задворках сознания, что сейчас произойдёт, Олег моментально вскочил и потянулся к автомату.

— Твою мать!

А на другой стороне дороги протрещала короткая очередь, и массивное тело Михаила Вадимовича, содрогнувшись, завалилось на асфальт. Автомобиль сорвался с места, вслед ему полетели пули постовых. Самойлов с автоматом в руках вскочил на стол и сиганул в окно. Приземлился на колено и предсказуемо ушибся, однако в тот момент он не обращал внимания на боль. Пальцы рефлекторно вдавили предохранитель в среднее положение и передёрнули затвор. Короткие очереди Самойлова полились вместе с выстрелами дежурных в сторону бандитского автомобиля, и совместный огонь дал результаты. Водитель не справился с управлением, машину вынесло в кювет и развернуло. Задняя часть с искривлённым диском высекала щебень из асфальта, пока колёса передней безнадёжно вращались над вырытым вдоль дороги каналом для полей. Аварец Алимов с пистолетом в руках побежал к машине, за ним потянулся ещё один.

— Стойте! — крикнул Самойлов. — Стоять!

Но они не послушали. Когда дежурным оставалось преодолеть пять ничтожных метров, бандиты привели в действие взрывное устройство. Пламя вырвалось из машины, а осколками бомбы нашпиговало подбежавших аварцев. Воздух заполнился гарью и пеплом, взрывной волной ударило по барабанным перепонкам. Тлеющие фрагменты падали на камуфляж Олега, оставляя грязные серые отметины. У поста завыла сирена, да так истошно, будто предвещала ядерный удар. Самойлов резко обернулся на звук, а когда вновь вернулся взглядом к автомобилю, увидел перед собой стройную девичью фигуру в длинном платье, закрывающим всё, кроме шеи. Из-под обрамляющего лицо платка выбивалась прядь тёмных волос: неугомонный ветер перебирал её из стороны в сторону. Чёрные, как смоль, глаза прямо смотрели в лицо Самойлову. В них не было ни ядовитой злобы, ни огня презрения. Но в тот момент Олегу казалось, что лучше бы он увидел всё это, чем безжизненное всепоглощающее равнодушие.

Небо осветило яркой синей вспышкой, загремела предсказанная Алимовым гроза. Военная форма под косым ливнем стала мокрой и неудобной, а руку тянуло вниз под тяжестью серебристого пистолета.

— Ты не оставишь войну, я знаю, — произнесла Зулайхон до боли знакомым голосом. Голосом, который принадлежал не ей.

Ливень лил всё сильнее, раскаты грома сливались с ядерной сиреной и в совокупности эта звуковая мешанина разрывала мозг. Бледнолицая девушка равнодушно смотрела на Самойлова, а тот хотел крикнуть, возразить, но чем усерднее он пытался выдавить хоть слово, тем тише издавал какой-то жалкий противный скулёж. Тело же вовсе отказывалось подчиняться: ноги застыли, а лёгкие будто перестали вдыхать холодный воздух. Всё, что он мог, заключалось в одном простом действии — поднятом пистолете. Зулайхон не удивилась нацеленному на неё оружию и не вздрогнула, лишь покачав головой.