Андрей Ильин - Ангел с ледяными пальцами

– А если мы на гражданке начнем?

То, что гражданки у курсантов не будет, инструктор не сказал. Ответил так:

– А на этот случай вы подписку дадите. И если вас поймают, то судить будут не по статье УК за воровство, а совсем по другой, которая вплоть до высшей меры. Ясно?

– Так то… Ну, то есть, конечно… Понятно… Въехали… Чего там… В натуре…

– То-то.

– Федор Михайлович, продолжайте занятия.

– Вот клифт, в клифте – пистон… Как его взять, чтобы ермолай ничего не заметил? Ты, фраерок, иди сюда. Чего менжуешься? Не бойсь, не съем. – Похлопал дружески по плечу. Толкнул. – Ладно, ступай, малохольный…

Пошел было…

– Эй, погодь, забери… – Бросил на стол ручку, ключ, носовой платок. – Твое?

– Да, – захлопал себя курсант по карманам. – А как это?.. Когда вы успели?

– На то тебе зенки дадены, чтобы в оба зырить. А ты варежку раскрыл! Иди, не кудахтай. Кто еще не видел?

Так – никто не видел!

– А почему? А потому! Это что? – показал Федор Михайлович на сложенную в руке газетку.

– Газета.

– Ну, вы лохи! Кони вы педальные… Не газетка то, а фартынер – вещица такая – газетка, или плащик, или еще чего, чем можно руку тырящую прикрыть. Прикрыл – и в дамках. Усекли?

– Ну да.

– Тогда пошли к Бобру.

«Бобром» был не человек, был манекен, одетый в костюм-тройку, жилетку и плащ. С полусотней карманов. В каждом из которых был положен «гаманок», но не с бабками внутри, а с датчиком и микросиреной. Потянешь такой неловко – завизжит, заорет во всю ивановскую.

– Ну, давайте, бакланы, пробуйте…

Стали лапать и тискать Бобра и рученки неловкие ему за пазуху совать. А он от тех прикосновений стал выть на все голоса, как сирены воздушной тревоги при массированном авианалете.

– Но так невозможно!

– Эх, лопушки, я в ваши годы рыжье пудами брал…

Вздохнул Федор Михайлович, встал, подошел и начал выдергивать те сиренки одну за другой и на стол складывать стопочкой. И хоть бы одна заверещала! Тишина. И варежки открытые. Как так можно?!

– Это потому, что ручки ваши не оттуда растут. Ладно, научу.

И учил. Тренировал. Показывал… И выучил! Да еще как!

– Эй, огольцы, мои котлы кто-нибудь видел? Видать, обронил где-то.

– Эти?

– Ах ты, баклан! Ах, змееныш! Когда успел?

Успел. Смог. Исхитрился. У заслуженного вора котлы с руки снял! Позор! Пришить бы его за то… Но… зачет! Тут уж точно – зачет!

Спасибо тебе, Федор Михайлович, за науку. Воровскую. Которая не раз и не два… И теперь вот тоже! Потому что где иначе по-быстрому образчики добыть? Только там, у фраеров, в клифтах, в которых пистон, в пистоне гаманец, в гаманце – ксива, в ксиве – виза.

Вот, к примеру, выходит прилично одетый гражданин из посольства. Той самой страны. Листает паспорт, радостно улыбается, значит, визу получил. Можно его лично поздравить. Вот пошел он прочь, чуть не побежал, вприпрыжку! А куда это он так спешит? К машине? А что, если за ним пойти и так, подле авто, неловко споткнуться, чтобы почти на него упасть, но удержаться, ухватившись за воздух, и чуть навалиться плечом… И обязательно журнальчиком, который в руках, помахать. А это не журнальчик вовсе, а фартынер, ну тот самый, от Федора Михайловича! Помахать журнальчиком, извиниться:

– Sorry.

– Entschuldigung.

– Pardon, pardon…

Улыбнуться виновато… Потому что точно – виноват, человека без паспорта и визы оставив. Хотя он это не теперь, а лишь дома обнаружит и будет долго гадать, где он его выронил.

– Еще раз pardon… – И быстро, но не спеша уйти во дворы к машине.

Возле мусорных баков притормозить, портмоне сбросить. И уехать. Подальше. И лишь потом посмотреть, что там у него в гаманке было. Паспорт с визой, банковские карточки, наличных долларов пару сотен. Это хорошо… Всё лишнее, как незабвенный Федор Михайлович учил, скинуть, а что нужно – прибрать.

Спасибо тебе, неизвестный гражданин. За образец паспорта, который можно отнести и показать:

– Мне такой же, но с другим фото. С моим. И с другой фамилией. Вот с этой. И с визой… на тот же срок. Сможете?

– Сделаем, не вопрос. Если по образцу…

Не очень молодой, но очень благополучный на вид иностранец сошел с самолета в одной не близкой южной стране. Предъявил паспорт. Подхватил багаж. Взял такси. И поехал… Нет, не в отель. Не любил он отели. Поехал на арендованную для него, арендованную агентом квартиру. Там переоделся, надел менее броскую одежду. И менее броское лицо. Под фотографию на паспорте. Не на том, с которым прилетел, совсем на другом. И пошел гулять по городу, где случайно встретился с одним человечком, который тоже был из других мест, но родился здесь и знал местные условия. Был «буфером».