Валерий Примост - Приднестровский беспредел

Снаружи шел холодный, мрачный ночной дождь, а в землянке, прогретой работавшей на соляре печуркой, было тепло и уютно. Миха заполз с матрасом на деревянный настил, устроился поудобнее и закурил. Люди вокруг занимались своими делами. Кто попытался заснуть, кто, найдя пару свободных ушей, негромко трепался за жизнь, трое самых энергичных по-хозяйски зажгли в уголке огарок свечи и неспешно перебрасывались в белот.

— Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне… — от нечего делать тихонечко напел Миха. Потом, позависав пару секунд, опять выдал без определенной мелодии: — Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне… ля, ля-ля-ля… — он подергал пальцами, отсчитывая четверти, и повторил: —…ты вся горишь в огне…

— …а в плен, ребята, лучше не попадать… — донеслось до него в паузе.

Приподнявшись на локте, Миха прислушался.

— …они ж с пленными, как с дровами… Они их того, просто берут и на пилораме распиливают…

— Ебтать, ну и суки!.. — выругался другой голос.

— А еще отрезают все, что лишнее, а потом — крюк за челюсть и на дерево…

— Звери! — сказал еще кто-то. В Дубоссарах с бэтээров гражданских в упор расстреливали… Старых, малых… Народ, когда румыны вошли, ничего же еще не знал, все — в очередях, на остановках, а эти — в упор из «крупняка»… Как таких только земля носит…

— Баб беременных насилуют…

— И маленьких девочек… А потом убивают. Выстрелом в ухо…

— Или топят в жижесборниках… В говне…

«Кажется, я начинаю активно ненавидеть румынов…» — без особых эмоций подумал Миха и снова откинулся на спину.

— Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне… — и уверенно добавил: — И ерш твою медь как горишь!..

Пожалуй, последняя фраза прозвучала слишком громко, потому что в следующую секунду кто-то завозился рядом, и чья-то рука коснулась Михиного плеча.

— Собакин? — вопросительно пробормотала темнота голосом Митяя.

— Собакин, — безоговорочно согласился с ним Миха и опять начал: — Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты…

— Слышь, Собакин…

— Че?

Митяй немного помолчал, потом спросил:

— О чем ты стонешь?

— Этот стон у них песней зовется!.. — бодро продекламировал Миха, пытаясь скрыть смущение. После сегодняшней сцены в окопе общество Митяя вызывало у него неловкость.

— А серьезно?

— Ну, я исполняю… заметь, исполняю… потому что пением это не назовешь… итак, я исполняю самую популярную в Африке песню «Трансвааль в огне», — и, подумав, на всякий случай добавил: — Это серьезно.

— А что такое этот Трансвааль? Страна такая? Ни хера о такой не слышал… — забормотал Митяй.

У него был тон человека, к которому после десятилетней отсидки в самой печальной одиночке Синг-Синга наконец-то подселили сокамерника. Кажется, Митяю было совершенно плевать, о чем говорить. Лишь бы продолжался сам разговор. «Что за тон! — подумал Миха, — Бог ты мой, что за тон!..»

— Ну Египет, Ангола, Конго, ну ЮАР…

— Стоп. На ЮАР и остановимся, — перебил он Митяя. — Сейчас я поведаю тебе историю о бедном графе де ля Фер… — Миха усмехнулся про себя и продолжил: — Рассказываю. В свое время в Южной Африке жили буры, потомки голландских переселенцев… ну, в общем-то, они и сейчас там живут… живут себе и живут… и даже иногда разговаривают на африкаанс…

— На… чего?..

— А-а, не важно, — отмахнулся Миха. — В конце девятнадцатого века у них там были две республики — Оранжевая, на реке с совершенно идентичным названием, и Трансвааль, что по-нашему значит «Заваалье», «Приваалье» или что-то в этом роде…

— А… — начал было Митяй.

— Как в состоянии понять даже румын, а не то, что гений вроде тебя, этот Трансвааль находился за Ваалем, — менторским тоном продолжал Миха. — И все было бы славно, если бы в конце концов из Капской провинции и Наталя не поперли агрессоры-англичане и не завоевали к херам собачьим обе эти республики…

Он подождал несколько секунд, но возражений не последовало. По-видимому, Митяй не имел ничего против агрессивной сущности британского империализма.

— Ну вот, и во время этой войны родилась песня «Трансвааль в огне», ставшая своеобразным гимном колонизированной Африки, борющейся против своих поработителей… «Как это я так лихо сформулировал…»

Совершенно удовлетворенный собой, Миха недрогнувшей рукой достал сигарету и закурил.

— Слышь, Собакин, — сказал Митяй, и в голосе его появилась обычная неприязнь необразованного человека к образованному, — ты, конечно, очень умный, но объясни мне, какое отношение имеют эти африканские пряники со своими песнями к нам?