Романцев подъехал к кромке густого леса. Дальше машина уже не могла проехать, группа высадилась и зашагала пешком через березнячок, подточенный в самом основании ржавым болотом. Преодолев преграду, бойцы вошли в многовековой бор с корабельными соснами. Расположиться решили на границе леса и поля. Место для выхода в эфир подбирал сам радист, инструктированный наставниками: лучше всего связь осуществляется в местах, лишенных механических преград. Короткая волна, проходя через частокол деревьев, встречает на своем пути препятствия, что в значительной мере сказывается на качестве приема сигнала. А во фронтовых условиях любая мелочь может повлиять на исход военной операции.
Капитан Романцев не мешал радисту, бродившему вдоль кромки леса и прислушивавшемуся к собственным ощущениям. Так он пытался отыскать оптимальное место для работы. Когда наконец оно было определено: с одной стороны – распаханное разрывами поле, с другой – овраг, поросший реденьким лесом, радист снял с себя ранец с рацией.
Еще битый час он пытался забросить антенну на толстый голый сук, торчавший в центре ствола, объясняя несведущим, что антенна должна находиться в строго вертикальном положении – так лучше для приема сигнала. Забросив наконец грузило, он облегченно вздохнул и принялся за настройку рации.
Выставили караул, расположились на ночлег. Тимофею не спалось. Так бывало не однажды, когда принимались ключевые решения. Но сейчас волнение отсутствовало – задача была ясна. Следовало бы почувствовать удовлетворение и наслаждаться покоем, но сон отлетал от Тимофея пугливой птахой, как только капитан закрывал глаза, и возвращаться не желал.
Романцев знал, что весь следующий день он проведет на взводе и про усталость забудет совсем; его будет переполнять желание действовать. Лишь бы немецкий радист не подвел – дал знать о себе несколькими минутами работы, этого вполне достаточно для пеленгации.
От невеселых дум капитана могла отвлечь крепкая махорка. Курил он экономно, глубокими затяжками, наслаждаясь каждым вдохом. Зрение в такие минуты становилось невероятно острым, даже в абсолютно беззвездной ночи Тимофей отчетливо различал вдали очертания предметов, ночных животных, вышедших на охоту, всегда невольно поражаясь такой своей способности.
Сегодняшний день был именно таким. Все чувства – зрение, слух, обоняние – усилились десятикратно. Глянув через поле, он увидел крупного волка, осторожно вышедшего из леса и крадущегося будто по висящему мосту, застывшего потом в тревожном ожидании. На фоне сосен зверь практически сливался с темнотой и чутко ловил запахи, исходящие из вечернего мрака. Люди были от него далеко и пришли сюда явно не по его душу. Но рисковать матерому зверю не хотелось. Уши его нервно дрогнули, и он вернулся в чащу.
На фоне неба хмуро проступали ели. Метрах в тридцати на длинной ветке Тимофей рассмотрел еле заметную болотную сову. Ее выдавали длинные кисточки на ушах, слегка колыхавшиеся при каждом повороте головы. Птица, не обращая внимания на присутствие человека, внимательно вслушивалась в тревожную глубину леса. Потом вдруг неожиданно снялась с ветки и совсем бесшумно заскользила над травой, выискивая добычу, после чего улетела в поле, где вскоре затерялась.
Огонек махорки медленно умирал, едва поблескивая искорками. Его следовало бы растопить, дать ему жизни, но Романцев, погруженный в глубокие думы, позабыл о нем совсем.
Перед самым рассветом, когда сон сморил последнего из крепившихся бойцов, Тимофей увидел, как на васильковую поляну выбежал заяц. Длинный и очень нескладный, он совсем не боялся близкого присутствия людей, как будто знал, что у них есть куда более важные занятия, чем гонять длинноухого по лесу.
Где-то вдали назойливо застучал пулемет. С этими звуками зверье давно уже свыклось. Приподнявшись на задние лапы, став на время великаном, заяц чутко вслушивался в пулеметную дробь, потом лениво поскакал по полю.
С сумерками природа оживала. Давала успокоение, ублажала сознание, привносила веру в завтрашний день. Позволяла на какое-то время позабыть о войне. У кого поднимется рука на животное, беспечно выскочившее на обстреливаемую территорию?.. На войне человеческая жизнь ничего не стоит, может, поэтому начинаешь особенно ценить жизнь зверя.
Рассвет подступил крадучись, с первым кукованием кукушки, напоминавшим незамысловатые позывные в радиоэфире, отправленные куда-то в чащу леса. А вот когда туман поднялся едва различимой дымкой над травой, неожиданно звонко и голосисто запел соловей, растревожив воспоминания о довоенной жизни.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу