Михаил Нестеров - Убить в себе жалость

Рожнов, как и предвидел, узнал многое о бойцах своего подразделения. При всем желании он не узнал бы больше даже в доверительной беседе с глазу на глаз. Да, откровенный разговор не дал бы большего результата.

И еще одна деталь, которая не могла не порадовать полковника: никто из бойцов и словом не упомянул о том, в каком подразделении ранее он проходил службу, ни одного намека на спецподразделение. Хотя тот же Яцкевич, чья кровь была не намного холоднее, чем у Оганесяна, мог написать, что во время боевой операции в составе спецназа особо отличился и был представлен к правительственной награде. А Тимофей Костерин мог похвастаться пятью годами заключения в колонии усиленного режима, куда попал после полутора лет службы в военно-десантном подразделении.

Однако они не хвалились, а довольно четко выполнили распоряжение начальника, отметив свои качества. Если честно, то это было главным в замысле Рожнова.

Полковник снова вернулся к работе Яцкевича и нашел то место, где Андрей перечисляет свои боевые навыки. Проанализировав запись, он пришел к выводу, что, беря в расчет сложность задания и специфику создаваемого подразделения, об этом невозможно было не упомянуть. В какой-то степени виделось в этом доверие к полковнику; а с другой стороны, просматривался маленький упрек в его адрес.

Как бы то ни было, Рожнов работой бойцов остался доволен, перенеся часть «радости» на свою личную персону. Он уже управлял особой группой, а те, в свою очередь, дали понять о полном взаимодействии с начальником.

Полковник отметил двух человек, которым в скором будущем намеревался сделать не совсем обычное предложение. Ему показалось, что оба не откажутся.

А бойцы возвращались в Юрьев на машине Яцкевича, «девятке» с тонированными стеклами и мятым передним крылом; пока по просьбе полковника и с согласия Шустова на первых порах все остановились в трехкомнатной квартире командира. За исключением Шустова и Белоногова остальные были коренные москвичи.

— Я предлагаю снять напряжение, — высказался Яцкевич. — Даже когда учился в десятом классе, нам не задавали таких упражнений. Олег, — обратился Андрей к Шустову, сидящему на переднем кресле, — Рожнов не педагог, случайно?

— Он Учитель, — затянув букву «у», констатировал Костерин, зажатый с двух сторон Оганесяном и Белоноговым. Костерин имел внешность, которая соответствовала довольно меткому и распространенному выражению «разбойничье обаяние». По возрасту он был старшим в группе, Тимофею было тридцать шесть. До последнего времени он работал охранником в частной фирме. Предложение «поработать на правительство» для Костерина ничего не значило, его заинтересовали только деньги, которые пообещал юрист Рожнов.

Яцкевич бросил взгляд в панорамное зеркало, поймав на миг выражение лица Костерина.

— Тима, тебе не боязно сидеть в тесном контакте с гетеросексуалом? — спросил он.

— Нет, — ответил Костерин. — Если учесть, что Серега ведет себя довольно пассивно.

— Тогда поменяйся местами с Оганесяном, — подал совет Яцек.

— Мне кажется, — отозвался Шустов, — мы скоро договоримся до чего-нибудь интересного.

— Я предлагаю снять напряжение, — повторился Яцкевич. — В Юрьеве есть более-менее приличная забегаловка?

Сергей Белоногов, улыбаясь беззлобным шуткам, которые отпускал в его адрес Яцкевич, смотрел в окно.

— Сейчас направо, — подсказал Шустов, когда Яцкевич подъехал к перекрестку.

— Знаю, — Яцек резко вывернул руль, перестраиваясь в правый ряд за пять метров до светофора.

Оганесян покачал головой:

— Удивляюсь, как ты ездишь по Москве?

— Мне все равно, где ездить: по улицам Москвы или Пестравки. — Трогая с места и поглядывая в панорамное зеркало, Яцкевич попросил: — Тимоха, убери голову, я ни черта не вижу. Можешь положить ее на плечо Бельчонка.

Шустов не выдержал и рассмеялся.

Белоногов удивился, он редко видел Олега даже улыбающимся.

Валентина проснулась рано. Балкон был открыт, и ей показалось, что утро промозглое. Она подернула плечами, потянулась рукой к будильнику, поворачивая его к себе: половина пятого. Еще пять минут, решила она, тщетно пытаясь согреться.

Ее качнуло в сторону, когда она встала и с полузакрытыми глазами вынула из прикроватной тумбочки одеяло.

Пять минут затянулись надолго, женщина проснулась окончательно только к девяти часам. Включив радио на кухне, она прошла в ванную, оставив дверь открытой. Из зеркала на нее смотрело опухшее лицо с всклоченными после сна волосами.