Михаил Нестеров - Убить в себе жалость

Маме тоже понравилось, она вырезала нужный по размеру кусок тюля и обметала на швейной машинке. Теперь не обязательно каждый раз расстилать тюль на полу и складывать. Это время можно потратить на что-нибудь другое, например, пойти на улицу.

Илья уже взрослый, самостоятельный. Раньше с ним почти всегда сидела бабушка, но она умерла. А мама весь день проводит на работе, зарабатывает деньги, на которые можно купить что-нибудь: кефир или новую рубашку. Он уже знает, как надо покупать, он вместе с мамой ходил в магазин. Она дала ему бумажную деньгу и сказала, чтобы он отдал ее продавщице. «Ну, отдай тете денежку». Илья быстро протянул руку и разжал пальцы. Как только улыбающаяся продавщица взяла деньги, он отдернул руку и спрятал ее за спину. Потом мама сказала, чтобы он взял какую-то сдачу. Сдача оказалась… деньгами, только круглыми. Теперь он знает, как на самом деле называются монеты: сдача.

Теперь с ним никто не сидит, присматривают соседки. Илья умеет открывать замок на двери и запираться изнутри. Горячее он ест только два раза в день — утром и вечером, когда мама дома, а в остальное время все холодное не очень вкусное. Мама-то думает, что он ест без нее всего один раз, а он наведывается домой… четыре раза, чтобы украдкой съесть чего-нибудь. Он хитрый, умеет считать до четырех; самый большой палец, пятый, никак не удавалось посчитать. Он-то знал, что он пятый, но… никак голова не могла сообразить, что пять — тоже цифра. Вроде легко, а на деле никак не получалось. Ничего, скоро он сосчитает и большой палец. Мама, наверное, не знает, что Света сказала ему: пять и пять — будет десять. А он все время забывает сказать ей об этом.

Света обогнала Илью и поджидала его у порога квартиры.

— Быстрее, Илья! Сейчас кино начнется. Дай, я сама открою.

Паренек убрал руку с ключами за спину. Света хоть и подружка ему, а квартира его и мамина, только он и она могли открывать и закрывать ее. А раньше еще и бабушка. Кто-то из взрослых сказал, что бабушка отошла в мир иной. Смешно.

Ключи у Ильи держались на колечке, от колечка шла капроновая веревка, завязанная на поясе брюк — это чтобы не потерять ключи, иначе домой не попадешь.

Илья подождал еще некоторое время, он капризничал. Вообще-то он не любил капризничать, иногда просто притворялся перед мамой и смеялся, когда она верила ему.

Он открыл замок на двери. Когда дверь открывала мама, она всегда пропускала его вперед. Илья пропустил девочку и шагнул следом.

День выдался пасмурным. В этот раз Курлычкин не сомневался, что его сына освободят под залог, в ход пошла «тяжелая артиллерия», «сверху» надавили и на следователя, и на судей. На этом лидер «киевлян» потерял кое-какие деньги, но то была сущая малость, о которой зазорно даже думать.

На время он даже забыл, что в эти минуты осуществляется план, разработанный Мигуновым. Вполне возможно, что все уже закончилось.

На секунду к горлу подкатила тошнота, когда Курлычкин представил себе изуродованное тело девочки. Успокоился он весьма своеобразно: представил себе обезображенное от природы лицо «дауна», пустой взгляд, глупый изгиб слюнявых губ, маленькую стриженую голову с выпуклым лбом, несоразмерную с туловищем, тяжелые ноги-колоды.

Он все же не удержался и просмотрел пленку, предложенную Тетериным. Действительно уродство; но пухлый дебил не вызвал даже улыбки, а прежнее отвращение и к нему, и к его мамаше. Курлычкин не спросил, а сам попытался угадать в группе детей, окруживших «дауна», девочку из многодетной семьи. Наверное, это она, чей голос еле слышно, но отчетливо видно выражение ее лица: на нем написана просьба, жалость и многое другое, от чего бригадиру стало не по себе.

Да, наверное, это она. Одета, как сказал Мигунов, простенько, однако не чувствуется, что ее семья живет в недостатке. Обычно у детей из подобных семей на лице лежит отпечаток неблагополучия, а в глазах словно отражаются тронутые синевой от постоянного пьянства ноги матери.

Нет, снова не то, ее родители не пьют, но карабкаются изо всех сил, пытаясь пусть не вылезти из той ямы, куда угодили, а хоть остаться на одном месте. Дальше им будет проще: кто-то из детей выйдет замуж или женится, голодных ртов станет меньше. А если кто и разведется, что очень часто бывает с детьми из таких семей, то вернется с уже собственными детьми. И все повторится сначала.

Курлычкин осадил себя: залез в дебри, в которые ему ходить заказано. Самое время подумать о сыне, который, наверное, скоро будет дома. Предшествовать этому будет телефонный звонок от адвоката: «Все хорошо, Станислав Сергеевич. Ждите нас».