Михаил Нестеров - Убить в себе жалость

Он снова замер, услышав, что кто-то зовет… Ваську. Нет, не отец, но скорее всего местный, из деревни или села — ему было неведомо.

Впервые Максиму выпал шанс дать знать о себе, и он закричал так, что заломило уши. Потом рванул из-под себя ящик, ломая ногти, оторвал дощечку и принялся молотить ею по лестнице.

— Сюда! Я здесь! Помогите!

Вызвав Сипягина, Курлычкин молча уставился на Ширяеву.

Она неодобрительно покачала головой.

— Прежде чем совершить последнюю глупость в своей жизни, подумай, что мне терять больше нечего. Ты сотворил со мной такое, что жизнь мне — в тягость. Мне не нужно ни одной лишней минуты — вот над этим подумай, пока дожидаешься Костю. А страдания, которые мне причинят твои изверги, — ничто по сравнению с болью, которой подверглись девочка Света и мой несчастный сын.

— Трогательно… Вот теперь я точно знаю, что ты блефуешь.

— Думай что хочешь.

— Вопрос: тебе не жалко моего сына? Нет, просто человека не жалко?

— А тебе? — Валентина хищно прищурилась. — За что ты убил двух невинных людей? За то, что твой сын надругался над своей жертвой, так что ли? Ничего себе причина! Ты только вдумайся в это! Вникни своими паршивыми мозгами!.. И я, как дура, решила потрепать и тебе, и себе нервы. А нужно было дождаться тебя у входа в салон и пристрелить как бешеного пса. Это моя ошибка, я уподобилась тебе и сейчас об этом жалею.

— Ты действительно совершила ошибку.

— Слушай, — Валентина, качая головой, с некоторым недоумением смотрела на Курлычкина, — я не пойму, как можно с такой скоростью переродиться. Я знаю о тебе достаточно много: пятнадцать лет оттрубил на заводе в хорошем коллективе, участвовал в соревнованиях и так далее. Ты по жизни — мужик, кто же двинул тебя по голове так, что ты все забыл? А может прав тот, кто сказал, что нет страшнее выкрестов — в любом их проявлении или форме. Ты что, отыгрываешься? Где причина, которая перевернула твои мозги?

— Я не собираюсь исповедоваться. Во всяком случае перед тобой.

— Да любой священник, любой монах кинется прочь, узнай о тебе хоть часть правды. Ты не человек и никогда им не был. Когда стоял у станка, злобствовал; когда общим голосованием, в котором ты принимал личное участие, сняли начальника цеха, ты радовался; поднимая руку за смещение с поста секретаря облисполкома — ликовал; а когда разливал бутылку на троих, был на седьмом небе — вдвойне, потому что тебе больше досталось, а другому — меньше.

— Откуда ты знаешь? Насколько я помню, с тобой мы ни разу не пили.

— Все — я имею в виду рабочих, — кто с тобой выпивал из одного стакана, сейчас, наверное, стали трезвенниками.

Курлычкин не ответил на язвительное замечание судьи и в ожидании Сипягина углубился в свои мысли; лишь на мгновение он вспомнил свою бывшую жену, которая честно рассказала по телефону, что написала заявление об исчезновении Максима. Ему было наплевать, что там замышляют в прокуратуре, они ничего не добьются своими действиями. А его вопрос-восклицание о том, что он отнесет кассету в прокуратуру, был лишь связкой в диалоге с судьей, не более.

Довольно быстро и смело он отбросил и то, что помощником Ширяевой мог оказаться кто-нибудь из прокуратуры. Если на первых порах ей помогали, то уже сейчас начнут открещиваться от нее. Они и так довольно смело поддержали идею судьи, но скорее всего ими руководил некий азарт и сочувствие бывшей коллеге. У них был беспроигрышный вариант, случись в этом деле накладки. Повезет Ширяевой, они возьмутся за Курлычкина, не повезет, возьмут за жабры саму Валентину. А свое согласие на использование видеоматериала и требование от Нины написать заявление об исчезновении сына преподнесут как оперативную работу, которая изначально была направлена против Ширяевой. Так как все говорило за то, что Валентина причастна к акту похищения. И много-много других моментов, посредством которых прокуратура всегда останется в выигрыше. И просто не верится, что Ширяева не продумала эту простейшую комбинацию.

Если залезть в самые дебри, то можно предположить, что Ширяева рассчитывала на такую мелочь, как лишнее упоминание в досье на Курлычкина его же, как она выразилась, поганого имени.

Кроме последнего, обо всем он подумал раньше, а сейчас ему не давали покоя помощники судьи, люди, судя по всему, отчаянные. Они пошли на похищение, практически в лице Ширяевой открылись в готовящемся, более тяжком преступлении. Кто бы это мог быть? Задавать вопрос в лоб — бесполезно, судья не выдаст их даже под пытками. А вдруг она и в самом деле играет в открытую? Действительно, ей терять нечего, это она правильно заметила. Ее визит, ее смелость — вот что настораживало и по-настоящему пугало. Пугало просто — как ни странно, даже исключая ее главный козырь: Максима.