— М-да… Очень интересно, обязательно поинтересуюсь… Обязательно…
Больше всего в этом разговоре мне нравилось поведение австрияка. Он старательно кивал и улыбался, будто все понимал.
— Переведите ему, — попросил я Дениса Карловича, — хотя бы основную суть. А то он, бедный, думает, наверное, что мы с вами переживаем за австрийскую демократию.
— Н-но, — попытался возразить адвокат.
— Не в суде, Денис Карлович, слова нас никто не лишал, сделайте милость, мне интересно, как он на это отреагирует…
— Вам мало разбитых об вашу голову бутылок?
— Ну этот не из тех, да и в Штирлица я больше не играю.
Покачав головой, адвокат все же затараторил на немецком и, судя по словам, которые я все же знал, он добросовестно передавал ему всю ткань нашего разговора. Австриец посерьезнел и посмотрел на меня с нескрываемым интересом. После некоторого молчания выдал несколько фраз, которые Денис Карлович перевел старательно и дословно:
— Его дедушка перед смертью успел рассказать ему многое из того, что потом попало под запрет во всех странах. А еще он сказал ему, что русским и немцам не надо было воевать столько раз в угоду банкирам, а нужно было один раз объединиться и навалять всему миру. И тогда во всем мире было бы только одно русско-немецкое государство…
— Хорошая мысль, — согласился я. — Но получается, его дедушка был убежденный нацист?
— Нихт! — открестился доктор.
— Нет! Он был фронтовой фельдшер, но потом пять лет провел в Сибири. Говорит, что люди там ему очень понравились. Они добрее и честнее, чем любые другие. Там никого не бросают в беде. Даже врагов. Именно поэтому его дедушка выжил. И он до конца жизни уважительно относился к русским. Но знаете, — взбунтовался Денис Карлович, — мы тут не на братании, а я не нанимался переводчиком.
— Полноте, Денис Карлович, в кои-то веки русский с немцем по душам говорят, а ты даже не оценил исторического момента, — резковато сфамильярничал я.
Но Денис Карлович проглотил и нежно взял меня под локоток:
— Идти-то сможешь, Никита Васильевич?
Немец еще что-то говорил, и я придержал адвоката, который с явной неохотой перевел, что доктор желает мне скорейшего выздоровления, приятных впечатлений от Вены и даже готов быть моим гидом. От последнего предложения пришлось отказаться, а за все остальное я, как мог, поблагодарил его и от души пожал добрую легкую руку.
— Нас ждет машина, — нервничал Денис Карлович, — а то вы тут сейчас еще спирту дармового на брудершафт намахнете.
— Скажите, а прославленный чекист Петерс вам случайно не родственник? — уж очень мне хотелось его зацепить.
— Родственник, и не случайно. Именно поэтому я адвокат. Искупаю, так сказать, грехи.
— Сейчас этот горе-вояка подумает, что Петерсы одолели его великую страну. Как нравится русским без штанов бегать по миру, крича на всю Вселенную о своей державной избранности , — подумал Денис Карлович.
— Я бы не сказал, что новые русские носятся по миру без штанов, если, конечно, речь не идет о собственной прихоти, — это я не удержался от ответа на поток его мыслей; в моей голове вдруг все встало на свои места, стало ясно и чисто, как зимним утром после ночного снегопада, вылечил, видать, педантичный немец, а вот Денису Карловичу стало не по себе. — Да и чего комедию ломать, милый мой защитник, я, например, зла на вас не держу, будь вы хоть латыш, хоть поляк, хоть еврей, хоть уйгур… Мне другое непонятно: отчего вам стыдно признаться в том, что если б не русский мужик-лапотник, как вы его называете, с его этой самой рабской душой, если б не русское дворянство в лучшем его проявлении, мы бы сейчас говорили с вами совсем на другом языке и в прямом, и переносном смысле. Либо до сих пор под коротышкой Наполеоном маршировали, либо вскидывали руку в слезно-душевном порыве, выкрикивая «Хайль Гитлер!». Или в моих рассуждениях нет твердой исторической логики?..
— Да! Есть! Но после ваших великих побед вы подчинили своей идеологии всю Европу!
— С той разницей, что сами были от нее не вольны, а навязывал нам эту самую идеологию в застенках ЧК ваш прославленный родственник.
— Ну вот, а говорили, что не имеете никаких претензий…
— К вам? Упаси бог! Считать виноватыми в уничтожении державы таких, как вы и ваш родственник, слишком большая роскошь. Вы еще подумаете, что способны крушить державы.
— Это оскорбление?
— Да успокойтесь, Денис Карлович, это констатация факта.
— В вас начинает проявляться великодержавный шовинист!
Читать дальше