Александр Тамоников - Металл цвета крови

«Сообщник тех двоих! — сообразил Олег. — Те ушли, а он в машине остался. Значит, не местные, раз на колесах прибыли…»

Водителю удавалось сдерживать напор оперативников. Аничкин и Муховец бежали за машиной, стреляли одиночными. Они ломились через кусты вдоль обочины — на открытом месте их давно бы пристрелили. В принципе молодцы, вычислили врага, хотя изначально находились далеко отсюда…

Дорога приближалась. Березин сменил направление. «Опель» почти поравнялся с ним, когда майор выпрыгнул на обочину. Водитель грязно ругался, у него закончились патроны. Из кустов по-прежнему гремели выстрелы. Там кто-то стонал.

— Прекратить огонь! — крикнул Березин, выпрыгивая на дорогу. — Свои, майор Березин!

Он чуть не ударился о левый борт «Опеля» — словно на таран брал. Оперативники услышали его, прекратили стрельбу. Машина шла рывками, водитель не видел дорогу позади себя. Олег вцепился в ручку, потащил ее на себя. Его появление оказалось неожиданным: водитель не стал удерживать дверцу, наоборот, отпихнул ее со всей силы. Березин кубарем покатился под деревья. Словно ножом резануло по горлу — нет, это всего лишь сучок коряги.

Боль душила, и все же он поднялся. Стрелять нельзя, брать живым! Он кинулся к машине, вцепился в распахнутую дверцу. Кто там внутри? Ни черта не видно, какой-то мужик. Из «Опеля» высунулась рука с ножом — он увернулся. Нож полетел на землю. Это просто замечательно!

И тут он с ужасом почувствовал, что земля ускользает из-под ног, и тело принимает горизонтальное положение. Он держался за дверцу, вцепившись в нее мертвой хваткой, пытался перебирать ногами. Водитель яростно крутил руль. Перехватило дыхание, мир завертелся. Давненько он не был на карусели, где лошадки бегают по кругу!

Из машины вылетел кулак, ободрал кожу на виске. Олег разжал правую руку, перехватил чужое запястье. Мужик рычал, вырывался, но Березин держал его крепко. Разжалась левая рука — невозможно находиться в таком положении, Олег повалился на бок, оттолкнувшись ногами, — меньше всего хотелось оказаться под колесами!

Водитель сопротивлялся, бросил баранку, стал свободной рукой выкручивать Березину запястье, плевал в лицо! Олег не отпускал, тянул на себя. Неуправляемый автомобиль сменил направление, подался к дальней обочине.

В этот момент майор схватил водителя за горло, сдавил, поволок из машины. Два тела покатились по дороге. «Опель» ткнулся задом в дерево и заглох. Водитель отбивался, засадил Березину коленом в голову. Но это была уже агония. Попался, голубчик! Олег оседлал его, стал отвешивать удары по голове, входил в раж, бил со всей силы.

Вовремя опомнился, скатился с поверженного врага. Тот стонал, плевался кровью, скреб пальцами землю.

Отдышавшись, Березин снова подполз к противнику и, когда тот обернулся, ударил его в зубы, отправляя в нокаут. Все, утрачена способность сопротивляться. Лет тридцать пять гражданину, мужик как мужик, физиономия незнакомая…

— Товарищ майор, свои… — хрипя, нарисовался Муховец. Он сильно хромал, похоже, ногу подвернул. — Ну, вы даете, товарищ майор, лихо вы его уделали… Не перестарались, нет? — Оперативник склонился над телом. — Нет, вроде дышит, ну, здоровья ему на долгие годы… А мы случайно его обнаружили, представляете? Слышим, пальба в районе дворца, а потом машина завелась — ну, мы и ходу к ней. Сбежать хотел, подонок, хрен ему… Замятин жив? — встрепенулся оперативник. — Не видно его что-то.

— Жив Замятин, скоро подойдет… — выдохнул Олег. — Рука у него… А ты почему один? — Он поднял голову. — Где Аничкин?

— Тут я, товарищ майор, — простонал второй оперативник. — Этот гад мне в плечо попал… Жить буду, но болит, сука… Я майкой перетянул, чтобы кровь удержать, мне бы к врачу, товарищ майор… Слушайте, а красиво у вас тут вышло, прямо цирк устроили…

— У нас в партизанах тоже случай был, — вспомнил Муховец. — Осенью 1943-го дело происходило, как сейчас помню. На наш отряд карателей бросили и два танка. А уже снег, грязь, холодрыга… Пехоту отсекли, а танки прорвались и давай месить наши окопы на опушке. Один подбили из противотанкового ружья, а второй не смогли, затвор заклинило. Так Петька Клычков — тот еще боец — и говорит: сейчас, мол, на броню вскарабкаюсь да гранату им в люк суну. А у нас с собой только пехотные гранаты, танкам они — что слону дробина… Ну, улучил момент, запрыгнул на броню, попытался люк открыть, а фрицы его изнутри заперли. Он и так, и сяк — глухо. Потом оступился, за ствол на башне ухватился и повис, как простыня на веревке. Немцы башней вертят, пытаются стряхнуть его, а он висит, орет от страха. Падать-то высоко, да еще и раздавить могут. Мы от хохота угорели — ну, ведь правда смешно? Самое интересное, что Петруха выжил — стряхнули его таки фрицы, укатился, хорошо не под гусеницы. Руки обгорели, икал долго. А танк потом в траншее застрял, сломалось в нем что-то, выбраться задом не смог, мы попросили экипаж выйти и перестреляли к такой-то матери… Вы так же болтались на дверце, товарищ майор, прямо напомнили…