Александр Ушаков - Воровская зона

— Дальнегорск! — громкий голос проходившей по коридору проводницы вернул Баронина в купе. — Кто просил билеты, пожалуйста!

Баронин усмехнулся. Прошли, к счастью, те времена, когда ему были нужны для отчетности билеты. Теперь командировочные ему выписывали совсем другие люди. Попрощавшись с радушной проводницей и от души поблагодарив ее за великолепный чай, Баронин вышел из вагона.

Моросил мелкий дождь, и на мокрой платформе не было ни души. Встречавшие предпочитали коротать время в здании вокзала. Но как только поезд Николо-Архангельск — Ленинград остановился, на перроне сразу же появилось несколько десятков человек.

Баронина не встречал никто. Но это его, похоже, нисколько не огорчало. Сойдя с поезда, он подошел к ярко освещенному газетному киоску и купил несколько газет. После чего направился в вокзал. Поднявшись на второй этаж, Баронин зашел в полупустое кафе. Заказав кофе и пирожных, он закурил и принялся просматривать газеты. Через минуту к нему подсела одна из местных путан, красивая девушка лет двадцати пяти, одетая в темно-синие джинсы и такую же джинсовую, но только голубую рубашку. Рубашка была расстегнута почти на треть, что позволяло невзначай увидеть ее красивую высокую грудь. Окинув цепким взглядом Баронина и сразу же поняв, что ей здесь «не светит», представительница первой древнейшей профессии тем не менее поинтересовалась:

— И что же там пишут?

— Разное! — ласково ответил Баронин, взглянув девушке в глаза.

И в них увидел отчаянную мольбу путаны снять ее.

— И про любовь? — улыбнулась ободренная девушка.

— Конечно! — кивнул Баронин. — А как же без любви-то?

— По-моему, — пошла ва-банк путана, — любовь лучше изучать не по газетам…

— Я тоже так думаю! — вытаскивая сигарету, щелкнул зажигалкой Баронин.

— А может, все-таки угостите? — попросила путана. Правда, особой уверенности в ее голосе не было.

— Нет вопросов! — Баронин подозвал официанта. А когда тот молниеносно явился на его зов, вопросительно взглянул на путану.

— Коньяк и орешки! — заказала та. Через минуту заказанное стояло на столе.

— Сколько с меня? — спросил Баронин.

Официант назвал сумму.

Баронин положил на стол деньги и поднялся.

— Извини, девочка! — ласково потрепал он по плечу путану. — Мне действительно некогда!

Путана беспомощно взглянула на стоявшего рядом официанта.

— Не бери в голову, Зинок, — по-своему успокоил ее тот, когда Баронин ушел, — кого-нибудь еще снимешь!

«Зинок» поморщилась, словно от зубной боли, и залпом выпила коньяк. Этот красивый мужчина растревожил ее. И ложиться под «кого-нибудь» у нее уже не было никакого желания. Зина взглянула на сытое равнодушное лицо официанта и вздохнула, в их мире о любви говорить не принято…

А «красивый мужчина» уже стоял на остановке нужного ему автобуса. Машину Баронин не стал брать принципиально. Он ехал не на блины к теще и хорошо знал, как быстро в случае необходимости находят одиноких ночных пассажиров.

Минут через пять на остановку подкатил повидавший виды «Икарус» и, обдав собравшихся гарью, тяжело остановился. Из его кабины вылез молодой долговязый парень и, смешно прыгая через лужи, поспешил к диспетчерской. Баронин быстро вошел в салон и уселся на самый последний ряд, у двери. Несмотря на поздний час, все сидячие места в салоне были заняты. Была пятница, и горожане спешили на дачи. С утра автобус пришлось бы брать штурмом.

Это была последняя ходка сто восьмого на озеро, и шофер гнал как на пожар. Впрочем, какой русский не любит быстрой езды? А днем разве разгонишься? Вот и отводил душу…

Отводил душу… Баронин усмехнулся. Когда же, интересно, отведет ее он? Если, конечно, вообще суждено!

Хотя, по большому счету, ему ее уже отвели. Нина и отдел кадров! Именно они избавили его от постоянной необходимости лгать самому себе. Тяжело терять только то, что любишь. А он никогда не любил Нину и уже давно тяготился работой.

Кто-то включил радио, и полумрак салона заполнила знакомая до боли мелодия.

«Ямщик, не гони лошадей, мне некуда больше спешить…»

Баронин улыбнулся, вспомнив недавно слышанную им историю про нового русского, купившего несколько вилл на Лазурном берегу. Никто из его почтенных соседей так и не смог понять, когда на их вопрос, почему он лежит в луже и плачет, новоявленный нувориш указал рукой на небо и, смахнув пьяную слезу, пояснил: «Журавли улетают…» Да, только русскому человеку дано плакать при виде улетающих журавлей.