Алексей Суконкин - Небесный щит. Часть 2. Чужие горы

Удостоверившись, что организация тушения пожара на взлетной площадке была достаточно высокой, адмирал удалился в свой кабинет. Там его ждал тяжелый разговор с президентом, который был уже в курсе гибели большей части поисковой группы и событий, происходящих на аэродроме в Гвинее.

— Адмирал, ваша работа по поиску спутника обернулась Соединенным Штатам Америки большими расходами, а на плечи каждого американца несмываемом пятном лег позор за столь глобальный провал! Вы получили лучшие силы специального назначения, получили частную военную компанию, специальный самолет мы вам прислали, но даже в таких условиях вы умудрились провалить операцию. Таких провалов Америка не знала со времен Могадишо! Я думаю, что ваша миссия на этом закончилась. Мы начинаем вторжение. Завтра к вечеру десантное соединение подойдет к Сьерра-Леоне, а еще через пару дней мы захватим всю страну. Если у вас осталась хоть щепотка совести, если хотите хоть как-то исправить положение, оставайтесь на месте, и попытайтесь проанализировать ситуацию. Я жду от вас ответа, почему дюжина русских военных смогла у вас из-под носа вытащить особо секретный американский спутник!?

Собственно, адмиралу и не пришлось как-то оправдываться — президент ему просто не дал слова вставить.

У адмирала опустились руки — ситуация вышла из-под контроля. Минут через десять бойцы «Блэкуотера» прибыли на место, откуда был произведен пуск ракеты — там были обнаружены гильзы от крупнокалиберного пулемета, и провода от противотанковой ракеты, которые легли на крыши домов. Опрос показал, что стреляющих было не много, и что сразу после стрельбы они мгновенно укатили на грузовике в восточном направлении.

В довершение проблем летчики оставшегося вертолета наотрез отказались взлетать — они сказались больными, и были правы — согласно международным правилам организации полетов, невозможно заставить летчика подниматься в воздух, если он чувствует недомогание.

Звонок посла, встревоженного факельным шествием, заставил адмирала прийти в себя.

Мишка Черный зарулил прямо к хибаре, на которую указал «язык». Стас и Артем спрыгнули на землю — перед ними стояло несколько человек, в основном женщины и рахитные дети. Люди со страхом в глазах смотрели на пришельцев. Понятно, что вся деревня слышала близкую стрельбу, и, увидев вооруженных незнакомцев, все интуитивно осознали — пришла большая беда.

— Пошел, — Стас пнул «языка», и тот растянулся перед ним в пыли.

Завизжали дети, запричитали женщины. Лёвин был в ярости, и еле сдерживал себя, чтобы не начать косить тут всех налево и направо.

— Аккумулятор! Топливо! — он снова пнул привезенного с собой местного жителя.

Тот подскочил с земли, и понуро побрел ко входу, попутно что-то говоря женщинам. Те начали орать еще громче, закрывая лица руками. Наверное, они причитали по убитым.

Шайба вынес хилую дверь, и посветил вовнутрь. В помещении стояли бочки, очевидно с топливом, и несколько аккумуляторов, явно снятых с ООНовских КрАЗов.

— Есть, — крикнул старшина.

Он зашел внутрь, осмотрел бочки — они имели вполне надежные крышки, и их можно было попытаться закатить в кузов грузовика.

— В сторону! — крикнул Артем женщинам, которые стали брать приехавших в кольцо.

Но его не слушали, и тогда он несколько раз выстрелил в воздух. Люди отпрянули.

— Что-то мужиков не видно, — сказал Стас. — Или мы всех уже перебили, или они еще вылезут…

— Помогите, — попросил Шайба.

Он выкатил одну бочку, и направил ее к машине. Черный выбрался из кабины и вскоре, вместе с Осиным, они выволокли из сарая первый аккумулятор. Вся погрузка заняла не более десяти минут — бочки по наклонным доскам закатили в кузов, туда же поставили и три аккумулятора.

Избежавший гибели «язык» с опустошенным взглядом остался стоять посреди села, когда грузовик рванул туда, откуда приехал. Его сразу окружили женщины, что-то стали ему говорить, но мужчина вдруг опустился на землю, и во весь голос зарыдал — ему пришлось пережить не самые лучшие мгновения своей жизни. Он сидел и выл во весь голос, и в этом крике был не только личный страх за пережитый ужас, но и душевная боль за тех, кого перебили, было ощущение полной беззащитности перед лицом неумолимого молоха, именуемого жизнью… жизнью, наполненной слепой смертью…

— Меня напрягло, что в селе нам не оказали сопротивление! — сказал Стас.

— Меня тоже, — подтвердил Шайба.