Николай Стародымов - Зульфагар. Меч калифа

— Эй, эй, — попытался их остановить Гайворонский. — Так нельзя, они нам нужны живые!..

Какое там! Пленные обтекали его с обеих сторон и, вновь объединившись, ощетинившись дрекольем, надвигались на подавшихся назад обезоруженных боевиков.

— Лечь, урюки! — рявкнул на перепуганных, всего полчаса назад всесильных, охранников один из охранявших их “альфовцев”.

Те попадали на землю. А спецназовцы выстроились в шеренгу, преграждая путь разъяренной толпе.

— Пропустите нас! — просили освобожденные. — На что они вам? Мы с ними сами… Вы же не знаете, что они творили!..

— Нельзя! — увещевали их бойцы. — Это же пленные!..

— А что они с нами делали?..

— Но ведь вы же не звери!..

Кто-то из освобожденных первым швырнул через головы спецназовцев камень. И тут же в лежавших новопленных полетело все подряд: камни, куски арматуры, доски с торчащими гвоздями… Бывшие охранники лежали молча, закрывая головы руками, только время от времени кто-то вскрикивал, когда в него попадал удачно брошенный булыжник… Бойцы спецназа теперь для них были сродни ангелам-хранителям.

Впрочем, запал у освобожденных прошел быстро. Да и снарядов для метания у них оказалось не так уж много.

Уловив этот переломный момент, Гайворонский попытался отвлечь внимание людей от полуголых боевиков.

— Скажите, люди, а у вас тут есть такой подполковник из МЧС… Кто это?

Ответом была тишина. Зловещая тишина… Уже предчувствуя ответ, офицер все же с надеждой спросил:

— Его что… Перевели в другое место?

После паузы кто-то ответил:

— Перевели.

— И куда?

— На тот свет, — говоривший указал на крест, на который Гайворонский с самого начала обратил внимание, да только пока не имел возможности осмотреть.

Зрелище было ужасным. Расчлененный труп был уже весь черный, покрытый густым шевелящимся слоем мух, поклеванный крепкими вороньими клювами…

— Когда это произошло? — на что уж Гайворонский был привычен ко всякого рода зрелищам, а тут и он не выдержал, отвернулся.

— Вчера днем. Так что вы, братки, на сутки только опоздали… Даже похоронить его не дали, сволочи… Пусть, говорят, постоит тут для вашего устрашения… А вы за них заступаетесь!..

Откуда-то издалека чуть слышно, а потом все громче, донесся характерный звук летящих вертолетов.

— Это за нами, — сообщил Гайворонский. — Собирайтесь, друзи, для вас этот кошмар уже кончился!..

Сигнал “четверка”, произнесенный по рации перед началом операции, означал, что где-то там, за десятки километров отсюда, пора поднимать вертолеты — к тому времени, как они прилетят, задача будет выполнена.

Командир повернулся к своим подчиненным.

— Ну-ка, хлопцы, дайте-ка мне парочку тех уродов, надо его с креста снять!..

— Слышь, командир, — не отходил от Вячеслава все тот же мужчина в гражданской одежде. — Там еще в овраге несколько наших лежит.

— Где? — не понял Гайворонский. — Кто лежит? В каком овраге?..

— Ну они, эти, чечики, если кто заболеет или кого насмерть запорют, перестараются, так не хоронили, а просто в овраг сбрасывали… Он глубокий, овраг-то… Вот они там и лежат.

— Все слышал? — спросил командир у стоявшего рядом подчиненного.

— Слышал, — глухо отозвался тот.

— Возьми еще парочку уродов — и туда. Только пулей — “вертушка” на подлете…

И в самом деле на посадку уже заходила огромная туша Ми-28, в обиходе называемая “коровой”. Неуклюжая, внешне далекая от элегантности, она обладает невероятной грузоподъемностью и неприхотливостью. Сверху над ней закружили два узких хищных тела Ми-24 — боевого вертолета по прозвищу “крокодил”.

— Быстрее, друзи, нет времени, пока чечики не оправились!..

Когда вертолеты улетали, увозя пленных бывших, пленных нынешних, останки замученных несчастных, спецназовцев, внизу полыхало то, что осталось от лагеря: взорванные землянки, изрезанные палатки, бараки — и все это обильно залитое бензином и соляркой из оказавшегося тут целого штабеля бочек с “самопальным” топливом… И никто из улетевших уже не видел и не слышал, как начали рваться гранаты, мины и ящики с тротилом, которые впопыхах не сумели, да и не особенно старались, найти.

…Когда канонада постепенно заглохла, осторожно зашевелились обугленные доски, оставшиеся на месте сгоревшего строеньица, располагавшегося чуть в стороне от остальных. Сквозь образовавшийся лаз просунулась грязная, мокрая, всклоченная бородатая человеческая голова. Мужчина огляделся по сторонам. Вокруг не было видно ни одной живой души — только догорающие костища, да несколько трупов в стороне.