Александр Тамоников - Агент из подземелья

– Вы сгущаете краски, Коффман, – отмахнулся шеф. – Далеко не все русские части склонны к разложению. Насколько нам известно, Вахновский ведет свой полк от восточных границ Польши, уберег его от серьезных потерь, ни разу не пускался в бегство. Да и к их командующему Власову у ОКВ нет серьезных претензий.

– Возможно, я не прав. Прошу меня простить. А что касается генерала Власова, то, уж извините, штурмбаннфюрер, предатель есть предатель. Неважно, на чьей он стороне. Власов хорош у микрофона, когда поливает помоями СССР, где, кстати, дослужился до генерала. Эффективно руководить войсками он не умеет или не хочет, я не знаю. Вспомните, кто такой этот Власов. Обласканный судьбой генерал, избежал репрессий, в сущности, не без талантов. Вспомните, благодаря кому мы не взяли Москву в сорок первом. Как ни крути, это был Власов. Именно его Двадцатая армия под деревней Красная Поляна остановила наш танковый корпус. Его войска заставили нас отступить от Солнечногорска и Волоколамска, когда Москва уже была почти наша. Власов получил уйму наград, пользовался расположением Сталина. Потом судьба от него отвернулась, и он застрял со своей Второй ударной армией в волховских болотах. Перебежал к нам, стал ярым противником большевизма. – Алексей брезгливо поморщился. – Не мне выносить оценки, герр штурмбаннфюрер, но сами понимаете. Предавший раз, предаст и вторично. Русские Власова, понятное дело, расстреляют, а вот англичане с американцами могут и пощадить. Где уверенность в этих людях? Кто такой Вахновский? Мы про него ничего не знаем. Как случилось, что он провел свой полк через мясорубку и обошелся без больших потерь? Понимаю, что у нас небогатый выбор, мы полагаемся только на то, что есть.

– Ладно, не сгущайте краски. – Охман поморщился. – В принципе, я с вами согласен. Завтра соберите все, что сможете, по Вахновскому.

– Слушаюсь! – не меняясь в лице, отчеканил Алексей.

На душе у него стало как-то тоскливо. Война неудержимо подходила к концу, финал был неизбежен. Гитлера не спасут ни чудо-оружие, ни повальная мобилизация, ни закулисные переговоры с Западом.

Но майора СМЕРШ терзала тоска. Он словно предчувствовал что-то недоброе. Объяснения этому не было. Он снова был в фаворе. Начальство доверяло ему, прислушивалось к его мнению, причем по обе стороны линии фронта.

Эрика встретила Алексея в подавленном настроении, грустно смотрела, как он с жадностью ест. В постели она прижималась к нему всем телом, не могла оторваться, словно он куда-то уходил.

– Сегодня в хлебном магазине говорили, что на востоке слышали канонаду, – прошептала женщина. – Еще вчера ее не было, а сегодня уже доносилась. Говорят, что бои идут где-то рядом. Я боюсь просыпаться по утрам.

– Не верь этим лживым слухам, Эрика. – Алексей машинально погладил ее по спине. – Возможно, люди просто врут. Или это было что-то другое. Фронт далеко, он не может сюда прийти. Это полностью исключено.

– А вдруг тебя отправят на фронт, Мартин? – Женщина не могла успокоиться. – Такое ведь может случиться?

– Глупости, не выдумывай. На фронте достаточно солдат, чтобы остановить русских. У нашего командования есть четкий план, как не допустить их в Германию.

– Ты так неуверенно это говоришь, Мартин. Мне страшно. А если прилетят русские самолеты и станут нас бомбить?

– Не понимаю, откуда у тебя такие сведения. Русские самолеты сюда не пустит наша система ПВО. Да и зачем им бомбить Майнсдорф, в котором расположены преимущественно гражданские объекты, небольшой гарнизон и пара-тройка военных и полицейских учреждений? Это нелогично. Русские никогда так не делают.

Это было почти правдой. В отличие от авиации союзников, стирающей в прах немецкие города, советские пилоты предпочитали бомбить военные объекты, а в их число входила только Мозерская линия обороны. Но у советского командования еще не дотянулись до нее руки. Скоро это произойдет. Тогда под раздачу действительно могут попасть мирные люди, проживающие на окраинах Майнсдорфа.

– Как себя чувствует твой коллега? – продолжала донимать его вопросами Эрика. – Ну, тот, с которым вы ушли в бар, а вернулся ты один, грязный и в царапинах?

– Отто прекрасно себя чувствует. Он ни на что не жалуется, доволен жизнью и с оптимизмом смотрит в будущее. Сегодня мы пили с ним кофе. Почему ты спрашиваешь? Все, дорогая, хватит, пора спать. Мне рано вставать. Не спрашивай больше ни о чем, если не хочешь накликать беду.

Она что-то чувствовала, делала свои смешные женские выводы, но вряд ли подозревала самое страшное. Да и что это такое теперь? Все запуталось, небо и земля менялись местами.