Александр Тамоников - Иван Грозный. Сожженная Москва

– Погодь, помощник, так тебя опричники и послушают. Идем вместе, я дам команду.

– Опричники? – переспросил воевода.

– А ты думал, что опричники все поголовно в черных одежах, да с метлами и головами собачьими по округам разъезжают да суд правят над невинным людом? – улыбнулся Бордак.

– Ты извиняй, Михайло Лексеич, но о них много чего в народе говорят.

– Вот и увидишь, кто они да чем занимаются.

– По виду ратники обычные.

– Не-е, Николай Петрович, не обычные, отборные воины. Равных им в боевом деле нету.

– Так я что, я молвлю, что в народе гутарят.

– Меньше слушай. Веди в горницу, а то темнеет уже.

– А, ну да, прошу за мной.

Помощник ушел с Парфеновым, дружину разместили в гостевом доме. Тесно, но уместились. Помолились в церкви. Коней поставили в загоны, обтерли, напоили, накормили. Стряпухи развели печи, готовили трапезу, а Бордак с Парфеновым прошли в горницу дома воеводы.

Горница также обычная, В красном углу иконостас, два оконца, завешанные занавесями, рогожа на полу, стол, лавки возле него, лавки вдоль стен, тако же покрытые рогожей, на столе подскатерть, освещение свечами, что расставлены повсюду в подсвечниках.

Зайдя в гостевую комнату, вельможи перекрестились на иконы, присели на лавки. Воевода у оконца, Бордак с Парфеновым напротив.

Прибежал помощник, доложился, что с дружиной определился, трапеза будет скоро, для воевод так же.

– Трапезу принесешь лично, а щас позови жену, – наказал Куварин.

– Слушаюсь!

Через какое-то время в комнату вошла статная, красивая женщина лет под тридцать, может, немногим больше, кивнула гостям.

– Анюта, – сказал Куварин, – наши гости не простые, боярин и княжич, воеводы особой дружины.

– Я рада, – вновь кивнула женщина, выражала любезность. – Николай, чего звал-то?

– Принеси-ка нам медовухи. – Хозяин перевел взгляд на москвичей: – А может, винца хлебного крепкого? С дороги да с устатку выпьете, закуска в доме завсегда есть.

Бордак и Парфенов от водки отказались.

Анюта принесла ендову с медовухой, чаши. Выпили немного хмельного напитка.

– Пошто в районе крепости и в округе нет полков русских? – ставя чашу на стол, спросил Бордак.

– А чего им тут делать? – удивился Куварин. – Они на Оке, сам государь в Серпухове. Недавно был гонец из стана царского, передал наказ усилить сторожевую службу, сторожи и заставы далее чем было высылать. Держать городскую стражу в готовности к осаде малыми отрядами крымчаков, с вылазками, дабы бить басурман.

– Знать, Василь, не дошли до государя Сашко Сизов и Лешка Куница, – взглянул на княжича Михайло.

– Видать, не дошли. Перехватили басурмане, – кивнул тот.

Воевода крепости с недоумением глядел на боярина и княжича.

– О чем вы, Михайло Лексеич, Василий Игнатьич?

Бордак поднялся, прошелся по горнице, у стены печи резко повернулся и ответил:

– А то, воевода, что изменники наши убедили Девлет-Гирея идти на Москву, да не обычным путем, а показали обходную дорогу по Свиному шляху, и совсем скоро передовые отряды крымчаков будут тут, дабы обойти нашу основную рать и выйти к Москве через Болхов.

– Да ты что? – протянул, открыв рот, Куварин. – Но это же… Господи… а государь с воеводами и не ведает о том! Про каких людей вы говорили? Кто не дошли?

– Мы посылали к царю гонцов, предупредить о намерениях хана, но они, видать, сгинули.

– Чего ж теперь делать?

– Чего делать? – тряхнул головой Бордак. – Давай срочно посылай гонцов в стан государя. Пусть предупредят, что хан ведет основную орду числом тысяч шестьдесят с ногаями и черкесами по Свиной дороге. А показал ему тот путь изменник Сумароков. И вообще к Девлет-Гирю много вельмож московских перешло.

– Вот собаки! А гонцов мы щас организуем!

Куварин поднялся, свалив лавку, вышел в сени, на крыльцо верхнее.

Когда воеводы остались одни, Парфенов посмотрел на Бордака и покачал головой:

– Плохи дела, Михайло.

– Да, Василь, куда уж хуже. Но пошто не дошли Сизов и Куница?

– Ну, знаешь, коли налетит на двоих полусотня крымчаков, то куда ж тут уйдешь?

– Да, ты прав. Эх, надо было позже еще пару ратников другим путем отправить.

– Не вини себя, Михайло. Мы и всю дружину не вывели бы из Рубихи от Изюмского шляха, коли татары с Муравского завидели бы нас. Чего уж молвить о гонцах? Жаль мужиков, настоящие воины были.

– А коли татары пленили их?

– Нет, Михайло, Сашко и Лексей не дались бы. Ранеными горло себе перегрызли бы, но не дались.