Вячеслав Миронов - Особо ценный информатор [litres]

Не знаю, как бельгийская, а русская бы пошла следом, а также перекрыла бы все выходы из района, чтобы не упустить объект из-под наблюдения. И кинули бы основные силы вперед. На въезде оставили бы просто дежурного наблюдателя. Я решил вернуться назад. Снова медленно проехал мимо Ахмата, он чуть заметно улыбнулся мне. Понял старый демон или просто хорошее настроение? Я улыбнулся в ответ и покрутил головой – нет ли суеты среди местных. Каждый занимался своим делом.

Мелькнула шальная мысль надиктовать новый текст на автоответчик: «Мест нет!» Автоответчиком пользуюсь только я, редко кто оставляет сообщения.

Самое сложное в работе разведчика – ожидание. Действие мобилизует. А вот неопределенное ожидание изматывает. И нет никаких инструкций. Ждать. Чего? Кого? Махнуть во Францию? На месте разобраться? С кем? С агентом? С контрразведкой? Бред сивой кобылы! Что скажет про меня агент? Сколько раз мы с ним встречались? Три? Нет, семь раз. Вербовку я проводил сам. Чем мотивировал, что мне нужны отпечатки пальцев, фото, рост, вес, индивидуальные приметы, а также квалификация убийц, то есть спецназовцев? Обоснование, конечно, идиотское, но его устроило. Частный сыщик ищет алиментщиков. Бравые солдаты наделали детей на стороне, а теперь, прикрываясь государственной защитой, уклоняются от их содержания. А они голодают. Мамы выбиваются из последних сил, чтобы прокормить малюток. И поэтому призываю вас, благородное сердце, мсье, принять посильное участие в поисках бездушных отцов, которые бросили бедных своих детей на произвол судьбы.

Конечно, то «пособие», которое он получал за каждую передачу информации, с лихвой перекрывало годовое содержание мнимых «сироток». Но кого интересует этическая сторона дела?

Где же прокол? Могли сами работники обнаружить подмену оборудования? Могли. Что-то вышло из строя. Авария, ЧП, ЧС также могло привести к ремонту, ревизии оборудования и программного обеспечения.

С агентом проводились тайниковые операции. Он информировал, что будет тренировка спецназовцев, тестировал оборудование, потом снимал информацию, по электронной почте давал сигнал. Ящик отследить невозможно. Здесь прокола не может быть. Потом в течение суток оставлял посылку в установленном месте, и снова сигнал на почту. Я выезжал, забирал карту памяти, укладывал деньги. Агент забирал их ровно через сорок восемь часов после закладки им тайника. И так продолжалось довольно продолжительное время. Поначалу я его контролировал, не давал сорить деньгами. Мог сорваться. Этот… Вспомнил его, все встречи, поведение, алчный блеск в глазах, недовольство своим положением, желание подняться по социальной лестнице, изменить свою жизнь за деньги, полученные от русской разведки.

Его даже не волновало, что он может кого-то поставить под удар. Его интересовали только деньги, не более того. Ради них он мог зайти далеко. Трус? Есть такое. С другой стороны, он ведь должен понимать, что рано или поздно в России поймут, что их водят за нос, и прервут с ним связь, а значит, и поток денег прервется.

Но он знает меня, правда, под другим именем. Машину не видел. Встречи были вне камер видеонаблюдения. Что еще может сработать против меня?

Как током ударило. Листок бумаги, на котором я писал адрес электронной почты для подачи сигнала о тренировке и закладке тайника! Отпечатки пальцев вряд ли там остались. С бумаги сложно их снять, а вот образец почерка, пусть даже минимальный, – серьезная улика. Проводил оперативный эксперимент, который, судя по всему, французская контрразведка уже сделала. Под контролем отправлено письмо, подброшена ложная информация, получены деньги. Информацию забирал я. Деньги укладывал я.

Слежка? Не было. Точно не было? После последних событий я уже сомневался. Если меня сразу не арестовали, может быть несколько вариантов.

Первый. Приняли за курьера, не представляющего большого интереса, поэтому отпустили, продолжив наблюдение.

Второе. Решили продвинуть через меня какую-то большую дезинформацию.

Хотя, какую информацию? Пальцы, рожи? Непонятно. Все непонятно. Хотелось колотить по рулю кулаками. А что изменится?

Кстати, почему за мной нет слежки? Не сумели идентифицировать меня французы? Известно, что бельгийцы очень ревностно относятся к тому, что на их территории иностранные спецслужбы проводят операции. Вроде того, да, мы маленькие, но очень гордые, и вообще, у нас тут столица Европы, а вы своими неумелыми действиями сорвете много операций, которые проводим с другими спецслужбами мира!