Сергей Самаров - Лучше умереть в бою

Идти нам пришлось через все большое село – правда, не всю дорогу по главной улице. В том месте, где я увидел Илдара в бинокль с чердака нежилого дома, мы свернули на боковую улицу и перешли на параллельную главной. Здесь уже было совсем безлюдно, а многие дома имели вид нежилых.

Фигуру человека около калитки я заметил издали.

–  Отец вышел встретить, – сказал Илдар. – Не удивляйся, что он не будет по-русски разговаривать. Он не хочет. Я буду переводить.

–  Да, ты предупреждал, – согласился я.

Приблизившись, я первым протянул для рукопожатия обе руки на восточный манер…

Я посчитал бы человека, которого Илдар звал отцом, его дедом. Но хозяин дома был не настолько стар, как показалось вначале. Это я понял уже в доме, где горел свет в большой, просторной комнате, не загроможденной мебелью. Более того, он мне показался человеком сильным и крепким, несмотря на возраст. Ну да, вспомнил я, Илдар же говорил, что он – младший сын в большой семье. И вполне нормально, что отец выглядит его дедом. По возрасту так оно и может быть. Наверное, у Илдара есть и племянники одного с ним возраста. Это Кавказ, здесь свои законы, а удивляться им или говорить на эту тему было бы просто бестактно по отношению к хозяину.

–  Мы обычно дома не завтракаем, только чай пьем, – сообщил Илдар, переводя слова своего родителя. – Или наш гость голоден?

Честно говоря, я предпочел бы перекусить, но нарушать традиции семьи не хотелось, и потому я соврал:

–  Я возвращался на базу и успел там позавтракать. Но от чая не откажусь, поскольку всю ночь провел на ногах, а я всегда предпочитаю быть бодрым.

В принципе, я равнодушно отношусь к еде и к отсутствию сна, если, конечно, оно не слишком продолжительное. И пока чувствовал себя вполне удовлетворительно.

Молодая женщина принесла чай с печеньем, поставила на стол, но с нами не села. Я так понял, что это была жена Илдара. Мать его ходила где-то в коридоре, шаркала ногами, но в комнату даже не заглянула. Видимо, здесь поддерживались свои традиции, и нам предпочитали не мешать.

–  Меня зовут Николай Викторович Самоваров, я старший лейтенант спецназа ГРУ, – представился я главе дома.

–  Меня зовут Абумуслим Маналович, – на нормальном русском языке ответил тот. Но тут же задал вопрос на своем языке. Илдар перевел:

–  Отец говорит, что знает о сложной ситуации, в которую ты попал вместе со мной. И готов предоставить тебе свой дом на любое время, какое тебе потребуется.

–  Я благодарю Абумуслима Маналовича за гостеприимство, но не хочу обременять его дом своим присутствием. Я не думаю, что задержусь надолго, потому что не люблю откладывать свои дела. И чем быстрее я их завершу, тем раньше смогу вернуться к своей обычной жизни.

–  Ты хочешь доказать свою невиновность? – через переводчика спросил Абумуслим Маналович. Обратный перевод при этом не требовался, потому что мои ответы он понимал прекрасно. Странная манера разговора, но с этим приходилось мириться.

–  Конечно. Люди, даже если они виноваты, часто стараются доказать свою невиновность. А если я не виноват, то тем более обязан доказать это.

–  А еще сын сказал, что ты хочешь вызвать на поединок Пехлевана…

Он критически осмотрел меня. Конечно, мощи Шахмардана Саламовича во мне не было, и потому, наверное, мое поведение казалось легкомысленным. Опять-таки Абумуслим Маналович хорошо знал, что собой представляет Пехлеван.

–  Да. Для меня это дело принципа, – сказал я категорично.

–  Ты боролся когда-нибудь, я полагаю?

–  Нет. Я только дрался. Я обучен рукопашному бою, но не борьбе. И вызвать Пехлевана я хочу не на ковер, а на боевую схватку. Рукопашный бой и борцовский поединок – это разные вещи. А мы в данной ситуации не спортсмены, а противники.

Абумуслим Маналович только головой качнул в сомнении.

–  Я считаю, что Пехлевана может победить только борец более высокого класса, из тех, кто еще сейчас тренируется. У тебя нет шансов. Он тебя просто убьет.

–  Простите, но я свои шансы знаю лучше.

Я ответил настолько твердо, что Абумуслим Маналович возражать не стал. Он понимал, что отговорить меня от схватки не сможет, но, кажется, был уверен, что я самоубийца. Однако не жалел меня, а только уважал за это.

–  Ты отважный человек.

Он взял в руку чашку с чаем. Я взял свою только после него. Не зная местных обычаев, я не торопился, потому что слышал, что у некоторых народов никто не прикасается к угощению, пока к нему не прикоснется хозяин дома.