Сергей Самаров - Ни закона, ни жалости

– А ты докладывай, если будет что интересное.

Все остальное было делом техники. Мы с группой вышли на тропу от карьера. Отставной бомж Николай, казалось, обрадовавшийся возвращению в горы, был бодр и оживлен. Вел он нас так, словно шел по хорошо знакомой городской улице. Хорошо, что второй вертолет не успел сбросить на тропу гранату с суперлубрикантом, иначе нам пришлось бы пробираться или через скалы, или же просто ждать, когда прекратится действие препарата. Мы поднялись к перевалу, и дальше путь шел уже неподалеку от траверса хребта по другую сторону. Внезапно остановился ведущий майор Желобков, и микрофоны донесли до бойцов группы отрывистый щелчок – характерный звук, всегда означающий одно и то же. Мы резко залегли, приготовив оружие. Последним это сделал сам Желобков, которому еще потребовалось ударом под колени уронить на камни отставного бомжа. Но все уже видели, что навстречу группе по тропе кто-то бежал. Это был человек слегка за тридцать, по виду местный житель. Его легко можно было принять за одного из бандитов, но оружия у человека с собой не было.

– Кто-то переживал из-за отсутствия пленников? – непонятно кого спросил в микрофон Желобков.

– Работай и не болтай, – дал я заместителю рекомендацию.

Майор встал, когда до бегуна оставалось всего-то метров пять. Лицо местного исказил испуг. Желобков, видимо, отодвинул микрофон ото рта, потому что нам не было слышно его разговора с этим странным спортсменом.

– Что там? – поторопил я заместителя, подходя ближе.

– Можешь познакомиться: Гамид Баталович Абдурагимов собственной персоной. Был в плену в банде и сбежал, когда ушли все, кроме одного узбека и рабочих. Желал как можно скорее добежать до города, чтобы спрятаться в сарае у матери.

Гамид, все еще задыхаясь, закивал.

– А дельтаплан ты из сарая куда дел? – спросил я.

– Бандиты забрали…

– А убежал как? – спросил старший лейтенант Мальцев. – Узбек спать лег?

– Он по телефону говорил. На своем языке. Я ничего не понял. Понял только, что ругается. А я воспользовался. И убежал. Он сейчас погонится… – Абдурагимов обернулся и вздрогнул, показывая пальцем: – Вон он…

Теперь все мы увидели человека, стоящего на тропе широко расставив ноги, метрах в тридцати от нас. Оружия он не поднимал, хотя на его плече виднелся ремень от чего-то, спрятанного за спину. На нас смотрел, скорее, с любопытством, чем с агрессией. Я, сделав жест рукой, остановил группу и пошел по тропе навстречу незнакомцу. Шагах в десяти от него остановился. Мне почему-то показалось, что я узнал фигуру того человека, за которым мы гнались ночью на машине, хотя это, скорее всего, было плодом воображения. Я видел беглеца только через тепловизор, следовательно, мог рассмотреть и запомнить только контур его тела, не больше.

– Ты, Тридцать Первый, все же пришел сюда, – констатировал незнакомец. – Честно говоря, я не ожидал.

– А я не ожидал, что ты знаешь, как меня зовут.

– Как не знать, если я провел подготовку.

По-русски он разговаривал хорошо, даже грамотно для иностранца.

– Как погода в Узбекистане?

– Давно там не был, не знаю.

– А вообще-то бывал? Доводилось?

– Доводилось.

– А узбекский язык ты знаешь? Или ты разговаривал с узбеками на уйгурском?

– Ты меня опять удивляешь, – сказал незнакомец с улыбкой. – Не ожидал, что ты владеешь такой информацией.

– Рад этому, – сознался я. – Если ты не ожидал, то проиграл.

– Нет. Это будет «китайская ничья» [16] «Китайская ничья» – термин шахматистов времен культурной революции в Китае. Когда местный шахматист видел, что наверняка проигрывает, он просто опрокидывал доску с фигурами. Китайская пресса называла это ничьей, хотя в протоколе соревнований спортсмену записывалось поражение. . Знаком тебе такой шахматный термин?

– Знаком. Только в нашей работе ничьих не бывает.

Незнакомец достал из-за спины не оружие, а какой-то пульт, показал мне – и почти торжественным движением нажал кнопку. Вздрогнула земля, и впереди, метрах в ста от нас, взметнулся в небо черно-красный столб. Незнакомец уничтожил бандитскую базу, надо полагать, вместе с рабами, которые там работали.

– Это ничего не решит, – начал я блефовать, подходя ближе. – У нас трое пленных, в том числе твой соотечественник. Даже два соотечественника, но второй едва ли дотянет до кабинета хирурга. У него тяжелое ранение. А уж разговорить их мы сумеем. Они смогут кое-что рассказать.