Сергей Самаров - Оружие-монстр

Первым около упавшего оказался Вельчанинов. Перевернул Турумтая на спину, отчего у того спала с головы войлочная шляпа, оттянул веко, чтобы заглянуть в глаз и проверить реакции зрачка. Последний, если и был расширен, то не настолько, чтобы внушать опасения. В принципе, каждый спецназовец умел оказывать первую врачебную помощь; но, как правило, она сводилась к перевязке ран, наложению шин при переломах и к извлечению из тела поверхностно засевших осколков. Другие же случаи требовали присутствия врача, а единственный член группы, имеющий медицинское образование – майор Ставрова, – улетела с первой группой отряда на вертолете.

– Что с ним? – спросил Кирпичников, даже не присев.

Вельчанинов пожал плечами.

– Сдох... – равнодушно сказал Лукошкин.

– Жив, – возразил Василий Юрьевич. – Зрачок нормальный, реакция на свет присутствует. Сейчас оклемается.

– Я про то и говорю, – сказал Лукошкин. – В том смысле сдох, что дыхалка кончилась. Встали мы с ним, похоже, надолго. Забуксовали с хваленым стражем всяких революций...

– Не зря я само слово «революция» не люблю, – сказал капитан Радимов. – Оно у меня сразу с разными ублюдками ассоциируется – Робеспьер, Дантон, Ленин, Троцкий и прочая нечисть. От нечисти хорошего ждать не приходится.

– Нашатырь... – посоветовал обычно немногословный Валеев.

– Нашатырь, – согласился Василий Юрьевич и протянул руку к одному из офицеров своей группы, который тут же передал подполковнику медицинскую сумку.

Ампула с нашатырным спиртом нашлась сразу, кусок ваты легко оторвался от упаковки. Обильно, даже слегка перестаравшись, Вельчанинов полил вату раствором и поднес ватку к широким ноздрям носа «стража революции». Турумтай не только открыл глаза – он вскочил так, словно лежал на раскаленной сковороде. Это вызвало общий смех. Но после такого резкого подъема у иранского подполковника, видимо, закружилась голова; он лихорадочным жестом поискал опору для руки, нашел руку подполковника Лукошкина, который и помог ему сесть на большой камень и приложиться спиной ко второму, еще больше.

– Что смеетесь... – недовольно проворчал Турумтай.

– Хемингуэй как-то сказал, что из всех животных только человек умеет смеяться, хотя у него для этого меньше всего поводов, – философски изрек Валеев и равнодушно отвернулся. Бахтияр Ахматович единственный из всей российской группы не смеялся. Он вообще, как все знали, даже улыбался редко, а откровенно смеяться, кажется, не умел совсем. Сам он объяснял это не отсутствием юмора, а привычкой снайпера всегда соблюдать спокойствие и невозмутимость. Снайпер не может качественно работать, если подвержен резким сменам настроения.

– Что со мной было? – спросил Турумтай.

– Солнечный удар хватил, – сказал Вельчанинов.

Солнце еще не добралось до той стороны ручья, где шла группа.

– Или кто-то камень сверху на голову сбросил, – мрачно предположил Кирпичников. – То ли с хребта, то ли с «беспилотника».

Полковник наклонился, чтобы поднять войлочную шляпу иранского подполковника. Но тот, несколько секунд назад не сумевший устоять на ногах и терявший равновесие, вдруг прыгнул вперед и выхватил ее из рук Владимира Алексеевича. И сразу же снова начал искать равновесие. Командир вынужден был протянуть руку, чтобы поддержать Турумтая.

– Я не женщина, чтобы мне так угождали, – отчего-то зло сказал иранец; тем не менее локоть не вырвал. Понимал, должно быть, что иначе рисковал упасть снова.

– У меня нет привычки кому-то угождать, – сказал Владимир Алексеевич. – Я тебя просто поддержал.

– Я про шляпу... – ответил Турумтай, напяливая на себя головной убор.

– Восточные нравы... – заметил мудрый Лукошкин и ухмыльнулся настолько криво, что другие не могли этого не заметить. – Если здесь собрались все «не женщины», может, тогда дальше двинем? А то нас первая группа, в которой есть женщина, не способная уставать на таком марше, заждется.

Намек на то, что майор Ставрова способна поспорить с ним в выносливости, задел Турумтая за живое, и иранец снова поднялся на ноги. Теперь он уже встал почти прочно, хотя трудно было сказать, как он сможет идти. Скорее всего, поддерживать прежний темп был бы уже не в силах.

– Отдохни, – принял решение Кирпичников. – Время движется к обеду, пора и перекусить, поскольку мы не завтракали. Ты, Турумтай, лучше не вставай. Тебе нужно восстановиться, иначе на марше снова свалишься.

И всё. Констатация факта, и никакого сочувствия. Спецназовцы не желали играть в игру, обычно называемую тактичным поведением, и самолюбие иранского подполковника щадить не собирались. Но ему самому оставалось с этим только мириться.