Андрей Ильин - Монологи с президентом [litres]

Впрочем, они бы с ним поступили так же. Только до того все жилы из него вытянули, учинив допрос по- взрослому. Так зачем их жалеть? На войне как на войне. Если не ты – то тебя. Если ты первый успел – поживешь еще. А если второй – то нет тебя.

Поворот. Довольно крутой. Водитель сбросил скорость, чтобы не вывалиться на обочину. Получается – здесь. Потому что неизвестно, что будет дальше. Крикнуть резко, приказным тоном:

– Стой!

Водила автоматически дал по тормозам. Все разом качнулись вперед, ткнувшись в спинки сидений.

Теперь быстро сбросить свободно болтающийся на руке «браслет» и, оттолкнувшись ногами, «рыбкой» нырнуть в дверь. Пока они не поняли, не придержали его. Потому, что могут, потому что обидно им одним…

Самому выскочить, а гранату – выронить. Под ноги, под сиденье. Потому что рука устала…

И уже вываливаясь, увидеть напряженное, перекошенное, злое лицо Семушкина, который всё понял – не дурак, да и готов был к чему-то подобному. Всё понял и дернулся вслед, чтобы успеть. Потому что шесть секунд – это не маленькое время. Да только тут такая досада вышла – боец, который тоже сообразил, что к чему, кинулся к другой дверце, которая к нему ближе. Потому что привычка. И оба застряли. Ведь если в две стороны тянуть, то никуда не сдвинешься.

Удар об асфальт. Очень жесткий. Локтями и руками, которые прикрывают лицо. Теперь, не пытаясь встать, перекатиться на бок, сгруппироваться, спрятать голову в колени и «колесом» выкатиться на обочину, обдирая руки и ноги.

Цел? Хотя не сказать, что невредим. Кости… главное, что кости не сломаны. А мясо нарастет.

Обернуться, увидеть, как из едущего «уазика» полыхнуло в окна огнем, вышибая в стороны стекла. Как что-то страшно ухнуло и раскатилось, по спине и по асфальту вокруг заколотили какие-то обломки. «Уазик» подбросило, крутнуло, перевернуло на крышу и сбросило в кювет.

И что-то еще рвануло, и столб огня и дыма встал над дорогой. Похоже, бензобак.

Всё! Всё кончено! Оглядываться некогда. Теперь надо уходить. Пешком. Через лес. До другой дороги. А там перехватить какие-нибудь «колеса», раздобыть одежду, снять в дальней деревеньке дом и залечь на дно зализывать раны.

Всё остальное потом. Потом!.. Ходу назад ему нет. Хотя бы потому, что непонятно, под кого он попал. Под чей заказ. На дверь ему – указали. Ломиться в нее обратно глупо. Да и незачем. Он свое дело сделал. Уж как смог. Трон устоял. Государь-император на нем усидел. Страна ничего не заметила. Вопросы, конечно, остались. Но ответить на них он не может.

Со всем прочим пусть разбираются те, кому это положено. Пусть разбирается Куратор или те, кто над ним… А он на сегодня свое отвоевал. Сполна. Кто сможет сделать больше – пусть попробует… Андреевский флаг ему в руки под песню «Врагу не сдается наш гордый “Варяг”…».

Всё, пьеса сыграна. Занавес! Теперь спать. Просто спать!..

…По лесу шел человек в рваной, висящей лохмотьями одежде, с разбитым, окровавленным лицом, с расцарапанными чуть не до кости локтями и коленями.

Оборванец. Бомж…

А впрочем, и бомж. Потому что без определенного места жительства. Без паспорта. Без имени. Без биографии. Вернее, с многими паспортами. И многими биографиями. Которым несть числа.

Просто человек. Который живет, воюет, обдирает лицо и колени, рискует, умирает… Ради… Ради своей Родины. Хоть с большой, хоть с маленькой буквы. Потому что так воспитан. Жестоко. Так как ходит под приказом «Двести двадцать семь» Верховного главнокомандующего. Еще той, Большой Войны. Но который для них никто не отменял. Потому что приказ «Ни шагу назад» для них не древняя история и не патриотический лозунг, а черта, которую преступить они не могут. Права не имеют! А если смогут, то «пусть… постигнет суровая кара… всеобщая ненависть и презрение товарищей». Так, кажется, присягали перед строем красноармейцы? А тех, кто эту присягу нарушал, тут же, перед тем же строем, расстреливали. Как изменников и трусов. И только так смогли остановить врага и смогли победить.

Только так и никак иначе! И пока эти правила, эти законы военного времени действуют, они будут продолжать воевать. Будут умирать. И будут побеждать. Будут делать свое дело. О котором никто никогда не узнает. Не должны узнать. Потому что люди должны знать только то, что могут знать. Что им позволено знать. И что им хочется знать.

Не более того!..

Далекая, ну очень далекая страна. По ту сторону «шарика». Великий океан. Остров с пальмами, кокосами и «папуасами». Беленький песок. Ласковый прибой. «Медвежий угол». Хотя о медведях здесь никто не слыхивал. На пустынном, в две стороны, на сколько глаз хватает, пляже стоят два шезлонга.