Андрей Ильин - Монологи с президентом [litres]

Быстро и неожиданно ухватить его за руку, вывернуть ее, чтобы ствол уперся в грудь. Ему! Чтобы он не выстрелил. Потому что в себя стрелять не станет. Это инстинкты. И тут же ударить его другой рукой в висок. Костяшками пальцев. Проламывая кость. Как кувалдой ударить.

Шмяк!..

И одновременно на пистолете нащупать указательный палец, разогнуть его, толкнуть вперед, прижать палец к спусковой скобе, не дать нажать в последний момент на спусковой крючок уже мертвым, уже в агонии. Сломать палец о скобу, выворачивая фалангу наружу.

Короткий тихий хруст. Но ему уже всё равно. Ему уже не до пальца.

Всё!.. Метнуться к тому, к последнему, который в «разгрузке». По дороге пнуть в лицо заднего, который лапает низ живота, но может скоро прийти в себя и выстрелить, потому что при изготовленном к бою оружии, которое только с предохранителя снять. И тут же обрушиться на последнего боеспособного бойца, вырвать, выломать из рук автомат, толкнуть, впечатать затылком в стену. Чтобы наверняка.

Хруст. Что-то липкое по рукам. Но не до этого. Не до эстетики.

Пошарить по «разгрузке»… Вот он – карман! Тот самый! Отстегнуть клапан, сунуть внутрь пальцы. Есть! Она, родная! Кругленькая, рифленая, с рычажком на боку! Не киндер-сюрприз – нет. Хотя и сюрприз для кого-то.

Светит упавший на пол мобильный, отбрасывая на стены цветные тени. Пусть светит. Теперь всё равно. Теперь это даже на руку.

Кто-то зашевелился на полу. И кажется, даже оружие достал. Потому что шесть бойцов – это не шутка, это всерьез. Только поздно, ребятки, поздно. Теперь можете смотреть. Сколько угодно. Теперь не страшно. Вот он я. Во всей красе. С расквашенной мордой.

А вот моя рука. Левая.

А в ней, в кулаке, граната Ф-1.

А в правой какое-то кольцо. Точно не обручальное. А то самое. Которое из предохранительной чеки! Всё понятно? Или нужно объяснить? Чтобы дошло. До особо непонятливых.

Сказать негромко, но жестко, привычным им командным тоном:

– Лежать тихо! Граната. Всех разнесет! – Приподнять руку, показать гранату. И другую, с кольцом.

Всё понятно? Не дураки? Чай, в армии служили? Сообразите, что если теперь в того придурка выстрелить, или ткнуть ножом, или ударить, или просто обидеть, то гранатка может выпасть из его рук и покатиться по полу. И будет катиться шесть секунд. После чего…

Ну что, будем стрелять? Будем уходить вместе в шуме-гаме, вихре осколков?

Нет? Тогда: «Оружие на пол! Или я взорву всех к чертовой матери! Мне один хрен терять нечего!»

Услышали. Оценили. Поняли. Этому долбодону точно нечего терять. Он хоть так, хоть так – покойник. А им – есть что. У них семьи, дети, любовницы, гонорары…

Два пистолета легли на бетон.

– Толкните их сюда.

Пихнули ногой. Теперь подхватим мобильник, подсветим, осмотримся. Капитан – готов. Без признаков жизни. Неудачно ему провод попал. Ну или он к току чувствительным оказался.

Боец в «разгрузке» – тоже. Крепко в стену впечатался. Насмерть! Еще двое – не жильцы. Один – отходит. Другой жив, но он – третий. А третий – лишний.

Подойти к нему, посмотреть, покачать головой – нет, не жилец. Только зря мучиться будет. И добить ударом каблука в горло. Демонстративно, чтобы оставшимся страшно стало.

В остатке двое. Среди них Семушкин. Жив, бродяга. Это хорошо, очень хорошо. Высветить бойца, приказать, резко:

– Собери оружие, шокеры, наручники, мобильные – всё, что есть. И сложи сюда!

Собрал, сложил. Неплохой наборчик, вполне себе джентльменский. Для работников плаща и кинжала. Теперь попробовать узнать. Чтобы понять. Потому что вопрос остался открытым…

Резко повернуться к Семушкину. Подойти. Схватить за волосы. Ткнуть стволом в шею. Надавить сильно, больно. Зашептать в ухо, изображая истерику:

– Кто меня заказал? Кто? Говори! Пристрелю падлу!

– Не знаю.

– Не ври!

Еще надавить, чтобы почувствовал, осознал, испугался.

Но нет, не «течет» Семушкин. И даже не сильно пугается. Готов он ко всему.

– Я не знаю. Заказ был втемную. Мне сказали, я сделал. А кому это надо – не моего ума дело.

А может, и так. Зачем им знать, кто заказчик? Им только пленника выпотрошить. А потом, если тот лишнего сказал – умереть. Ничего он не знает. А если знает, то очень мало. Максимум – вербовщика. Который тоже ничего не знает. Им дали деньги, дали наводку и список вопросов.

Похоже, что так. Наверняка так, иначе допрашивали бы его не эти, не кто на дороге «вязал», а другие. Потому что каждый должен заниматься своим делом. А здесь все в одном флаконе. Так не бывает. Так бывает, только если используют одноразовых исполнителей.