Он, сбиваясь, долго говорил мне о новом оружии, о том, как ему пришла в голову идея нового сплава для корпуса, как люди в его лаборатории смогли получить этот сплав путем обыкновенного электролиза, как он долго мучился, пытаясь найти оптимальную форму для патрона, и какие результаты опытный образец показал на стрельбище. Все это было действительно здорово, и я не мог этого не признать. Наконец Антон отрубился и заснул прямо на столе с разбросанными чертежами.
На следующий день Фаворский позвонил мне на работу:
— Слушай, старик, извини за вчерашнее, я, кажется, здорово перебрал.
— Все в порядке, — коротко ответил я.
— Я тебе вчера показывал чертежи? — спросил Фаворский после некоторой паузы.
— Показывал.
— И что ты по этому поводу думаешь?
— Ты хочешь, чтобы я тебе сказал, какой ты гений? — иронично спросил я. Я считал, что вчерашний разговор окончен. В конце концов, мы оба здорово перебрали.
— Нет, я хочу знать твое мнение как специалиста, — ответил Антон.
— Как специалист могу тебе ответить, что ничего подобного раньше не видел.
— И все?
— Нет, это действительно здорово.
— Я тоже так думаю. Может быть, это даже слишком здорово, — сказал вдруг Фаворский каким-то странным голосом после некоторой паузы.
— Антон, ты о чем? — спросил его я.
— Ни о чем, — ответил Фаворский. — Просто это оружие… отличной точности. И огромной убойной силы. Как бы тебе объяснить… Видишь ли, оно слишком хорошо…
— Антон, кончай дурить, — прервал его я. — Что случилось? — Я понимал, что подобные разговоры просто так не ведутся.
— Ничего не случилось, — ответил тот и повесил трубку. Я пожал плечами. Может быть, Антон просто еще не отошел после вчерашнего, а может, какие-то неприятности на работе. А может быть, просто психопатическая муть, которую психологи важно именуют кризисом среднего возраста.
Через два дня Фаворский разбился на своем «жигуленке» на пятнадцатом километре Дмитровского шоссе, в месте, именуемом «воронкой». Место действительно было гиблое, там почти ежемесячно бились машины, да и гололед на крутом повороте не оставил Антону никаких шансов. Но что-то в этой истории мне не давало покоя. Во-первых, я знал, что, несмотря на всю свою импульсивность, Фаворский был прекрасным, а главное, очень осторожным водителем, а во-вторых… Я пока что не мог объяснить того, что меня тревожило. Поэтому на следующий день после аварии я собрался в институт, где работал Антон.
Когда я вошел в его кабинет, меня поразило то, что он был подозрительно пуст. «Так ваши люди вчера приехали и увезли все документы», — сказала мне секретарь. Я чертыхнулся. И понял, что теперь в наших архивах документы Антона мне придется искать очень долго.
Получив разрешение, я занялся поисками. Но, просмотрев сначала опись, а потом и вообще все документы, я понял, что там можно найти все что угодно, кроме чертежей того оружия, которое он мне показывал. Их не было ни в машине, которую вел Антон, ни у него дома. Найти их мне так и не удалось. После месяца безуспешных поисков я решил, что оно, может быть, и к лучшему.
Тем большей неожиданностью для меня было увидеть гильзу, которая, казалось, только что сошла с чертежей Антона. Тем более здесь, в Коанде. Это могло значить, что… В голове у меня тут же родилось несколько версий, которые мне приходилось отбрасывать одну за другой.
Версия первая. Фаворский все-таки успел отдать чертежи руководству, и первая партия оружия уже произведена. Но тогда бы были хоть какие-нибудь документальные свидетельства этого, а их нет. Была бы запись в регистрационной книге опытных образцов в институте, был бы патент, были бы, наконец, какие-нибудь документы в Министерстве обороны и у нас. Но их нет, я все проверил. Значит, версию следует признать несостоятельной.
Версия вторая. Фаворский продал чертежи одной из иностранных разведок. Это объясняет факт появления оружия в Коанде. Конечно, все может быть, хотя, зная Антона почти двадцать лет, я слабо в это верил. Да, он был импульсивен и несдержан, и даже более — его пьяные слова могли расцениваться как недовольство сложившейся для него ситуацией, но пойти на такое — нет. Он слишком высоко ставил свое имя и слишком мало ценил деньги.
Версия третья. Чертежи могли похитить из института. Более того, Фаворский мог подозревать, что в институте есть такой человек — его последние слова на это указывают. «Это оружие слишком хорошо…» Слишком хорошо и является ценной добычей. Но тогда кто мог это сделать? Не допрашивать же весь институт. Мне одному с этим точно не справиться, а привлекать кого-то еще не хотелось.
Читать дальше