На этом месте размышления суперагента прервались самым неожиданным образом: дверь кабинки открылась внутрь, да так резко, что Ира чуть не слетела со стульчака. Симпатичный (если бы не лопоухость) стажер лет девятнадцати стоял перед ней, заливаясь краской.
— Вам что, молодой человек? — строго спросила Ира.
— Извините… Я не знал, что она не закрывается…
— Ничего страшного. Я тут просто присела подумать. Так что если вам к спеху, не стесняйтесь.
— Ничего, я не тороплюсь. Кстати, меня зовут Павел.
— Очень приятно. Ира.
— Может быть, на ты?
— Легко… Слушай, а чего ты глаза прячешь?
— Ну, я не прячу… Я просто, скажем так, не туда смотрю.
— Знаю я, куда ты смотришь… Глаза не прогляди!
— Да уж как-нибудь… Слушай, а у тебя там… очень ничего!
— «Ничего» — это в каком смысле? В смысле «неплохо» или как у тебя?
— А почему «или»? У меня там все в порядке! Хочешь, покажу?
— Ты что, в детском саду — девочкам письки показывать? Ого… Да, в общем, не обязательно, я и так вижу… через штаны… Это ты на меня так отреагировал или у тебя морковка в ширинке?
— Ну… ты не смейся, пожалуйста, просто ты мне очень понравилась… Такая красивая, умная, даже на журналистку не похожа…
— И ты тоже… («…Сообразительный, — докончила про себя Ира. — И активный. Далеко пойдешь, если не сядешь…»)
— Ну ладно, ты извини, что я тебя беспокою. Мне вправду очень приятно с тобой познакомиться. Можно я тебе в Москве позвоню?
— Мы же только-только оттуда вылетели… Слушай, закрой дверь, чтоб остальные не пялились!
— Понял… Извини… С той стороны закрыть?
— Да не смотри ты как побитая собака! С этой, с этой…
«А что? И сама расслаблюсь перед делом, и парню удовольствие доставлю… У него жизнь скучная — пусть хоть встряхнется, чтобы было что внукам рассказывать… Хорошо, что у меня юбка на пуговицах — за минуту пришью… Мальчик, бедненький, да ты сам-то представляешь, что с тобой в Чечне сделают! Еще не это… Хотя какой он «бедненький» — он мужик, в конце концов, хозяин жизни, это сейчас их растят, как комнатные кактусы: когда им хорошо, то колются, а чуть плохо — тут же вянут… Руки не потные — это хорошо. Терпеть не могу мужиков с потными руками. Сволочи они… А этот — ничего, из него, глядишь, толк выйдет. Интересно, а целоваться его кто учил? Он что, пишет так же, как целуется? Если да — в Москве подарю ему букварь…»
— Ты красивая… И замечательная… — шептал Павел, отрываясь от ее губ и обдавая уши жарким дыханием. Его широкая, но изящная левая рука с длинными пальцами неумело возилась с застежкой ее лифчика, в то время как правая гладила ее по спине с заходом в трусы.
«Чему тебя только мама с папой учили! — ворчала про себя терпеливая Ира. — Что ты там с лифчиком возишься! Это мастурбировать можно одной рукой. Или в затылке чесать. А все остальное нужно делать двумя\»
— В чем дело, милый? Что-нибудь не так? — произнесла она вслух.
С лифчиком парень кое-как справился, и теперь на Ире из одежды оставалась только нитка бус из кизиловых косточек. Чтобы скрыть загорелые плечи, высокую пышную грудь с выпуклыми коричневыми сосками, стройную талию и широкие бедра, этого было явно недостаточно. Оторвавшись от ее губ, Павел осыпал поцелуями шею и плечи, тщательно, сантиметр за сантиметром исследовал губами ее грудь, втягивая в рот соски и щекоча их языком. Все это и забавляло Иру, и как-то приятно расслабляло, и возбуждало физически, заставляя остро чувствовать каждое, даже безобидное, прикосновение… Павел тем временем опускал лицо все ниже, оставляя влажные следы на пупке, на животе, на бедрах… Наконец он нашел то, что искал — холмистый треугольник между ног, весь в нежных рыжих волосах, — и обхватил его губами, как младенец соску… Его язык щекотал клитор Иры, и какое-то новое, пьянящее чувство беззаботности и одновременно безумия всего происходящего охватило ее.
«Что я делаю? Я — агент, меня тренировали четыре года, я лечу на задание, которое сама толком не знаю, да и никто не знает, и это — самое важное дело за всю мою жизнь, и наверняка от него зависят еще чьи-то жизни, и мне придется убивать, а может быть, и умирать самой… И вместо того чтобы готовиться, просчитывать варианты, вслушиваться в разговоры, я отдаюсь в уборной самолета парню, которого знаю от силы пятнадцать минут! Нельзя, нельзя — но мне так хорошо… И он такой милый, влюбленный по уши — точно, сейчас и из ушей хлестать начнет… И мне с ним хорошо так, как не было никогда и ни с кем! А, черт с ним, на самом деле, один раз живем, и пропади все пропадом!» Ира откинулась на спину и вдруг забилась и вскрикнула…
Читать дальше