Эдуард Голубев - Смотрящий

Азы пребывания в сложных условиях мне привили ещё в армии, поэтому никакого страха перед ночной дубравой не испытывал. Конечно, на службе в разведроте мотострелковой дивизии “курсы выживания” не были настолько экстремальны, как демонстрировал Беар Гриллс, но их вполне хватало при сложившейся обстановке. Я на всю жизнь запомнил слова своего командира, что только две вещи в этом мире, которые на 100 процентов разрушают всё вокруг благодаря цепной реакции, это паника и атомная бомба. Ни того, ни другого, у меня не было.

Последний раз в этом лесу я был ещё в детстве, когда на велосипедах юнцами мы приезжали сюда не, сколько погулять, а сколько проверить себя на трусость, углубляясь всё дальше в гущу, оставив своих верных двухколесных коней в зарослях кустарника на окраине поля. Ещё тогда, в отличие от своих сверстников, для меня не было большой проблемой определить стороны света в темноте крон, спрятавших солнце, не выискивая мох на деревьях. В очередной раз, когда правильно показывал в какой стороне город, они шутили по поводу проглоченного мною, ещё маленьким ребенком, компаса. На каком-то подсознательном уровне, уже в этом возрасте, я автоматически всегда выбирал и запоминал ориентир, который для многих не был заметен. Распределение мегабайтов в моей голове большим количеством склонялось к фотографической памяти, чем к запоминанию имён и названий, оставляя только те, которые меня заинтересовали.

Не забуду появление в моей старой школе одного военного средних лет, который набирал группу в “Кружок юного разведчика”, куда не задумываясь не секунды, записался. Он умело сочетал теоретические и практические занятия. Только там я с огромным удовольствием рисовал таблицы, схемы и четко выводил текст в тетради, запоминая всё на ходу, что с большой неприязнью получалось на обычных уроках. Уже в шестом классе максимальное расстояние до видимого огонька сигареты в полной темноте и сколько метров до трехэтажного дома, который по высоте равнялся ногтю большого пальца вытянутой руки, не было для меня загадкой. Азбука Морзе, движение без компаса — это всё на удивление давалось очень легко. Помню, как спросил, когда нам дадут настоящий автомат вместо этих деревянных и его слова о том, что лучший друг разведчика это нож, запомнились навсегда. Он как-то принес его на занятия и мы не могли оторвать взгляд от холодного лезвия с черной пластмассовой рукоятью. Тогда, по своей детской наивности, я с умным видом продекларировал, что это “финка”. Майор запаса (это узнали позже) улыбнулся и красиво ненавязчиво поставил меня выскочку на место, рассказав, что между ними очень большая разница. Во-первых, длина лезвия, во-вторых, наличие гарды и, в-третьих, материал рукоятки. Финский служит только для хозяйственных и бытовых целей, а этот с необычным названием “Вишня” из-за похожего клейма, самый настоящий нож разведчика.

Мозг этими воспоминаниями целенаправленно намекал, что пистолет, это неплохо, но наличие в руках куска закаленной острой стали не было бы лишним, и в подсказку выкинул мне ещё одно воспоминание. На тех занятиях впервые узнал слово “схрон” и его значение. Военная романтика в том возрасте легко поглощала всех мальчишек, и я был в первых рядах этого марша. Решив, что просто обязан иметь собственный тайник с оружием, приступил к поискам. На так называемой барахолке, около рынка, по словам всех мужчин города, здесь можно было найти всё и поэтому, это стало постоянным местом моего ежедневного променада. Каждый раз, рассматривая лежащий на земле товар, я привлек внимание одного старика, который внимательно посмотрев на меня, заговорщически тихо спросил:

— Что ищешь, внучок? Может дед тебе поможет?

С небольшим трепетом, боясь следующих вопросов, я всё-таки через силу проговорил:

— Мне нужен нож разведчика.

— Извини, такого нет. Но в сарае у меня завалялся старый штык-нож. Можешь подождать. Через полчаса я пойду домой. Здесь недалеко.

— А сколько будет стоить? — украдкой спросил я, сжимая кулаком в кармане шорт, колоссальную для меня сумму в пять рублей.

— Я бы подарил, но нельзя. Поэтому десять копеек, — старик прищурился и внимательно с лукавством посмотрел на меня, наслаждаясь тем, как загорелись мои глаза. — Он без ножен, поэтому проволоку не перекусишь, ещё надо будет почистить и заточить.

В моих широко открытых веках не скрываясь, читался знак согласия, и я уже представлял, как буду хвастаться им перед друзьями.