Евгений Сухов - Обреченная цитадель

Установилось относительное затишье. Продолжалась всего-то перестрелка без каких-то штурмовых действий, в которой русские пробовали нащупать в стенах города наиболее ослабленные места и, убедившись, что таковых не существует, законопатили город артиллерийскими и зенитными расчетами.

Русские не откажутся от своего замысла взять город, оставалось только гадать, насколько долго установится затишье. На день или на два? А может, всего-то на несколько часов…

Сразу после завершения танковой атаки генерал-майор Эрнст Гонелл в сопровождении начальника штаба и заместителей осмотрел город. Разрушения, несмотря на тонны выпущенного по крепости металла, были несущественными. На вокзале было сожжено две цистерны с мазутом – немедленно велел оттащить их на запасные пути, а оставшиеся спрятать в укрытие. Завалы, образовавшиеся на дорогах, приказал немедленно растащить, чтобы дать возможность транспорту свободно передвигаться по городу. Бреши в крепостных стенах и фортах распорядился немедленно заделать, а в наиболее уязвимых местах произвести дополнительную кладку.

Приказания коменданта Познани исполнялись незамедлительно, в гарнизоне были наслышаны о его требовательности. Даже при самых серьезных испытаниях солдат должен быть занят делом, именно на этом держатся дисциплина и боевой дух.

Высокий, подтянутый, в длинной генеральской шинели с меховым воротником, он был виден отовсюду. Прошел к восточному форту, наиболее пострадавшему во время танковой атаки русских. Отметил, что разрушения значительные, но вполне могут быть устранимы за несколько часов при должной организации. Бетонированные площадки у ворот разбиты тяжелыми снарядами, а орудия, стоявшие на них прежде, – уничтожены, от них осталось всего-то покореженное железо. Его оттащили в сторону, а артиллеристов – точнее, то, что от них осталось, – похоронили на ближайшем кладбище. Еще через два часа на вновь отстроенное место гусеничный тягач подкатил зенитное орудие 88-мм. Оно прекрасно проявляло себя не только против самолетов, но и на поле брани против танков и пехоты. Совсем не случайно зенитчики прозвали его «убийцей танков».

На другой стороне улицы в окопе, вырытом прямо на перекрестке, стоял вкопанный танк. Его ствол, оцарапанный осколками, хищно посматривал в большое каменное строение, отстоявшее на километр, в котором укрывались русские минометчики.

Где-то в самой середке нейтральной зоны лежали убитые немецкие и русские солдаты. Вповалку, один на другом, сошедшиеся врукопашную в своем последнем бою. Сейчас не было возможности их вытащить и достойно похоронить. И они продолжали лежать, принимая на себя все новые осколки и пули.

– Господин генерал-майор, вам звонят из рейхсканцелярии, – подскочил адъютант.

Новый адъютант, назначенный вчера вечером взамен убывшего в Кенигсберг Рихарда Кунца, родом был из австрийских немцев. У него был чудовищный австрийский диалект, который невероятно раздражал Эрнста Гонелла, но он, стараясь не поддаваться скверному настроению, сдержанно произнес:

– Скажите, что я в городе и сейчас подойду.

Солдаты, что стояли на позициях, почерневшие от пороховой гари, были для него куда важнее милости рейхсминистра.

– Слушаюсь, – отвечал адъютант и мгновенно удалился.

Четверо зенитчиков, выкладывавших снаряды из ящиков, распрямились и с интересом посмотрели на подошедшего коменданта крепости. Несмотря на расправленные плечи, в них не было служебного рвения, каковым нередко отличаются штабисты. Каждый из них на войне не первый день, повидали всякого и прекрасно понимают: худшее, что могло бы с ними произойти, уже случилось. Человек в генеральской шинели, стоявший от них на расстоянии нескольких шагов, вряд ли способен усугубить их и без того нелегкую судьбу. А на лучшую долю рассчитывать уже не приходится.

Оберфельдфебель, старший из них, несмотря на холод, оставался без шинели и, похоже, совершенно не замечал холода. На гимнастерке нагрудный знак за ранение 1-й степени.

– Как зовут? – спросил у него комендант крепости.

– Оберфельдфебель Ягер [49]. Старший расчета.

– Достойная фамилия, – улыбнулся генерал-майор Гонелл. – Надеюсь, что ты будешь столь же удачливым и в битве с танками.

– Уверен, что так оно и произойдет, господин комендант, – безо всякой робости отвечал оберфельдфебель. – Воюем не первый день, дело свое знаем.

– Когда получил ранение?

– В сорок втором под Вязьмой, – отвечал зенитчик. Показав на предплечье правой руки, добавил: – Осколок… Повезло мне, могли бы всю руку оттяпать. А так воюю…