Евгений Сухов - Обреченная цитадель

Неожиданно дверь открылась, и в кабинет вошел секретарь Поскребышев.

– Товарищ Сталин, на ваше имя пришло письмо от архитектора Велесова, специалиста по средневековым крепостям. Я посчитал, что оно будет вам интересно.

– Я не слышал о таком архитекторе. Кто он?

– Молодой ученый. Преподает в строительном институте, занимается средневековыми крепостями. В этом письме он изложил свою позицию, как успешнее брать немецкие крепости.

– Хорошо, – негромко произнес Иосиф Виссарионович, – положи его на стол. Я ознакомлюсь.

Поскребышев положил письмо на край стола, куда он складывал наиболее важные сообщения, и немедленно удалился. Дослушав музыку, Иосиф Виссарионович выключил радиолу и извлек из конверта несколько исписанных листков бумаги с приложенными к ним чертежами. Внимательно перечитав и изучив рисунки, товарищ Сталин вызвал секретаря и произнес:

– Пусть приведут ко мне автора письма, хочу с ним посоветоваться.

* * *

Включив настольную лампу, Михаил Велесов разложил на столе старинные гравюры средневековых крепостей. Завтра в десять часов утра у него по расписанию лекция на четвертом курсе строительного института об оборонительно-фортификационных задачах западноевропейских крепостей.

Ситуация изменилась не только на фронте, но и в вузовских аудиториях – какой-то год назад наполовину пустые, сейчас они наполнялись студентами, вернувшимися с фронта, вынужденными ранее прервать учебу в связи с призывом на фронт. Они были разные: по возрасту, по характеру, внешности, каждый из них прошел собственный путь и имел неповторимую судьбу. Среди них встречались покалеченные, контуженные, списанные военкоматами подчистую, но что их объединяло, так это невероятное стремление к учебе. Желание наверстать упущенное. Все как один в гимнастерках, пропахшие порохом бывшие фронтовики жадно впитывали в себя каждое слово, понимая, что им предстоит строить не заграждения против танков, не бетонированные ДОТы, а красивые и удобные дома для проживания.

В чем-то Велесов им завидовал. Трижды он писал прошения, чтобы с него сняли бронь, но всякий раз получал отказ. А как бы он хотел прийти в аудитории родного института человеком, хлебнувшим военного лиха, пусть раненый, но с полным чувством того, что отдал долг родине. А так идешь по улицам, и стыдно смотреть в глаза женщинам, проходящим мимо. По их напряженным, полным неприязни лицам прочитывал их скорбные мысли: «Высокий, здоровущий, чего же это его на фронт-то не берут? Наверное, сделал какую-то справку, вот и отлеживается у бабы под боком».

Пальцы невольно вцепились в лист бумаги, на которой был нарисован чертеж средневековой крепости. Двухчасовая работа пошла насмарку! Не демонстрировать же студентам измятый лист бумаги.

Не работалось, хоть ты тресни! В голову без конца лезли разные невеселые мысли, от которых просто не было никакого спасу. Изнутри подтачивала досада на самого себя, на окружающих и на то, что так бесталанно складывается судьба.

Потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться окончательно и обрести утраченное душевное равновесие. Более всего помогал крепкий индийский чай – небывалая редкость в военной Москве. Такой чай можно было купить только на рынке, и оставалось лишь удивляться, какими путями он попадает на прилавок, за него приходилось отдавать едва ли не половину профессорской зарплаты. Но обойтись без чая Велесов не мог, в последние годы крепкий чай был для него едва ли не единственной отрадой.

Поднявшись, он прошел на кухню и поставил на газовую плиту чайник с водой и, слушая шум уже закипающей воды, нарезал хлеб и закурил папиросу. На столе лежал свежий номер «Правды», на первой странице которой были запечатлены портреты командующих армиями 1-го Белорусского фронта, успешно осуществляющих наступление на реке Висла. Вторым рядком ниже и немного поменьше в размерах были напечатаны портреты командиров корпусов и дивизий, отличившихся при взятии населенных пунктов.

На острие наступления находилась 8-я гвардейская армия под командованием генерал-полковника Василия Чуйкова. В этой армии в одной из стрелковых дивизий служил его однокашник капитан Константин Балабанов, променявший студенческую скамью на учебу в военном училище. А ведь подавал большие надежды… На фронте находится с первых дней войны, сполна хлебнувший горечи, что пришлась на Красную Армию. Дважды родителям на него приходили похоронки: в августе сорок первого, когда дивизия, в которой он служил, оказалась в «котле», а другая в декабре сорок второго, когда Костя воевал в составе шестьдесят второй армии под Сталинградом.