Сергей Дышев - Танкист из штрафбата

Откушали, значит, посудачили-обсудачили, и пошли матушка с теткой к соседке, с визитом, значит. А мне все эти городские новости еще раз слушать ни к чему было. Мы с Женькой остались дома. Тут мой друган Серега появился, свистнул условно, на рыбалку позвал. Говорю Женьке: «Айда с нами». Не захотела, неинтересно, говорит. Это потом я узнал, какой у нее интерес был. Схватил я удочку и свинтил с Серегой. В общем, одна она в хате осталась.

Пошли мы на речку, накопали червей, закинули, ждем. В общем, интересного, в самом деле, ничего не было. Поймали десяток плотвичек на двоих и пошли по домам. Подхожу к дому, слышу, наш Серый подвывает и кот Васька орет дурным голосом. Вот беда, думаю… Бегу. Перевожу дыхание, вхожу во двор. Посреди него – корыто с водой, из него усиленно пьют страшные птицы без единого перышка – наши хохлушки. Потом уже я увидел папу с мамой, сидят на скамейке и от смеха давятся. А тетя Матильда за что-то свою Женьку кроет.

Спрашиваю: «А чего они такие общипанные, аж жуть берет. И где петух?»

Мама отвечает: «Под крыльцо залез, ему стыдно перед женщинами».

Смотрю, Серый из будки не вылазит, а Васька на дереве сидит, мяукает. Тут сам на дерево от такой жути залезешь.

«Да что же случилось-то тут?» – не могу добиться ответа.

В общем, рассказали. Как только Женька осталась одна, она затеяла покормить курочек. У городской девочки это была маленькая хрустальная мечта. И вот в сенцах она присмотрела тазик с вишнями, отцеженными от наливки. Выбросить их не успели, когда наливку из бутыли слили. Женька этот тазик вынесла во двор курам. Петух, значит, первый клюнул, попробовал, кивнул головой и дал «добро» курам. Ну, тут все набросились и полный таз склевали. А минут через двадцать дружно свалились замертво, прямо в пыли. Женька перепугалась, побежала за мамой к соседке. Прибегают матушка моя, тетка и соседка с ними. Видят куриные трупы… Поголосили, ну, не наказывать же ребенка. И не пропадать же добру, пока не испортилось. Дичь в винной заливке! Собрали, отнесли в сарай и втроем, в шесть рук, начиная с петуха, ободрали их до единого перышка – дело-то знакомое. И вот тут ужас! Мертвые куры стали шевелиться и оживать. Женька завизжала от страха, конечно. Последним, рассказывали, очухался петух. Встал, увидел голых пьяных шатающихся своих хохлушек, захлопал крыльями, а не улетишь, не взлетишь от такого безобразия. И под крыльцо от стыда спрятался. Я ему отдельно в консервную банку воды налил…

– И Петя в ответ прохрипел «большое спасибо», жадно припал к банке и выпил ее до дна, – задыхаясь от смеха, добавил Иван.

– Пил с удовольствием, как нормальный мужик с похмелья, – продолжил, не обращая внимания на реплику Ивана, Сидорский. – В общем, все остались живы. Хотела матушка одну курицу подарить Матильде и уж было собиралась голову ей свернуть. Но тетушка руками замахала: что мы, совсем изверги, в один день ободрать, да еще голову отвернуть.

– История почти со счастливым концом, – сказала Татьяна Матвеевна, которую тоже до слез рассмешил этот рассказ. – Наверное, потом вся деревня ходила к вам смотреть на этих несчастных птиц?

– Ходили старушки, одуванчики божие, – подтвердил Кирилл. – «А чи можна глянути на лысых курочек?»

– И что – показывали? – спросила хозяйка.

– Мы их из сарая не выпускали, пока перья не выросли и чтоб не простудились, – ответил Кирилл. – А за показ, то есть за демонстрацию, мы плату установили: пять куриных яиц или три гусиных. Ведь до тех пор, пока у наших курочек перья не выросли, наш петушок на них волком смотрел. И чтобы топтать голых дам – не до топтанья ему было. В общем, с точностью до наоборот, как у мужчины с женщиной бывает.

Иван усмехнулся:

– Вот смотрю я на тебя, Кирилл, и думаю, на каком месте ты начал «заливать»?

– Как говорил наш поп-батюшка, «вот тебе крест». Курочки здоровы, кушали зерно. И самое интересное, командир, яйца наши куры стали нести размером в полтора раза больше.

– И ваш метод обдирания кур заживо переняло все село, а потом и вся Белоруссия, – продолжил Иван.

– А вот тут, командир, ты не прав! – Кирюха поднял к потолку палец. – Ведь для этого фокуса нужна пьяная вишня. А где ее столько возьмешь в республиканском масштабе?

– Короче, этот метод сгинул в пределах вашего курятника, – подвел итог Родин. – Тут я одну историю вспомнил о научном подходе – в пределах коровника.

По зову партии как-то раз бросили наш автодорожный институт на помощь селу. Мобилизовали студентов во главе с профессорско-преподавательским составом и привезли в колхоз «Красная заря». Одеты все одинаково: телогрейки, шапки, сапоги. Встречает нас председатель, говорит: «Я – Чабан, но не пастух, а председатель. Какие вопросы есть? Лучше не надо. Все сверху утверждено. Колхозу нужна помощь и ваш ударный труд». Чем ему сразу приглянулся наш профессор, светило в области сопромата, механики и оптики, сказать трудно. Вид у Степана Филипповича Четвертушкина, завкафедрой, доктора технических наук и прочее, при его небритости был – как у нормального пролетария. И вот его, меня и еще трех студентов этот самый Чабан направил в коровник.