Андрей Воронин - Инструктор. Первый класс

Сделав это в высшей степени сомнительное заявление, он прервал дебаты, не спрашивая разрешения, обогнул прилавок и скрылся в узком коридорчике, что вел в служебные и подсобные помещения. Минуту спустя он уже размахивал руками в кабинете заведующего магазином. Заведующего Хомяк тоже знал как облупленного, а потому не стеснялся в выражениях. Положение заведующего было много хуже того, в котором минуту назад побывал его подчиненный: если Хомяк не стал бы марать руки о простого продавца, полагая, что это ниже его достоинства, то стоящему парой ступенек выше завмагу от него вполне могло достаться на орехи. Рука у Хомяка была тяжелая, нрав крутой, а связи обширные. Он был на короткой ноге со многими, в том числе и с хозяином магазина, а посему мог безнаказанно размазать по стенкам хоть весь персонал.

— Поверьте, мы здесь ни при чем, — молитвенно прижимая к груди руки, уверял заведующий. — Мы сами несем убытки от этого нелепого запрета! Мы недовольны, покупатели недовольны, не говоря уже о поставщике… Все недовольны, кроме управления торговли! Хотя какая им радость от этого бессмысленного акта, я не понимаю, а сами они ничего не объясняют — боюсь, потому, что тоже не понимают, кому и зачем это нужно…

— Бред собачий, — непримиримо отмел в сторону его оправдания не на шутку рассерженный Хомяк.

— Совершенно верно, бред! — с жаром поддержал его заведующий. — Но что я могу поделать? Разве что предложить вам другой сорт, ничуть не хуже. У нас широчайший выбор вин со всего света — из Франции, Италии, Испании, Аргентины…

— Аргентина — Ямайка, — проворчал Хомяк.

— И с Ямайки тоже! — с энтузиазмом подтвердил заведующий.

— Засунь свою Ямайку себе в ж…, — посоветовал Хомяк, одним махом подписав приговор и собеседнику, и ни в чем не повинному острову — родине прославленного на весь мир ямайского рома. — Мне не нужна Ямайка. Мне нужно то, что мне нужно!

— Но нам запретили…

— Бумагу покажи! Официальную, с печатью! Есть бумага? Нету? Тогда засунь этот запрет туда же, куда и Ямайку. Ты что, хочешь сказать, что делаешь только то, что разрешено? А ездишь на чем? На «мерседесе»? И как это у тебя получилось, скажи, пожалуйста, если ты у нас такой законопослушный? И вообще, — внезапно перестав орать, утомленным голосом сказал Хомяк, — что я тут с тобой разговариваю? Не хочешь по-человечески, сделаем иначе. Вино я куплю в другом месте, а завтра с самого утра ноги твоей здесь не будет. Уж я позабочусь, чтобы тебя сперва выкинули, как помойного кота, а потом еще и руки-ноги переломали. Типа в воспитательных целях.

— Ну зачем вы так? — плачущим голосом произнес несчастный заведующий.

— А как? Ну ладно, давай попробуем по-другому. Двести пятьдесят евро за пузырь тебя устроят? Нет? Триста! Ну, ты чего, как маленький? Мама ему не велела… Никто же не узнает!

Заведующий, у которого выдался трудный день, обреченно вздохнул. Похоже было, что отделаться от Хомяка можно только при помощи хорошо нацеленного выстрела в голову. Оружия у заведующего не было, желания в кого-то стрелять тоже. И потом, Хомяк говорил верно: запрет действительно был необъяснимый и какой-то дурацкий, а о нарушении его вряд ли кто-то узнает. Валера никому не скажет, потому что дорожит местом, а камеры, слава богу, установлены не везде…

— Идемте, — сделав приглашающий жест в сторону двери, вздохнул заведующий. — В конце концов, это и в самом деле какой-то идиотизм. У нас этого вина двадцать ящиков. Продавать не велят, поставщику вернуть не получается…

— Ну, еще бы, — хмыкнул довольный одержанной победой Хомяк, хорошо знавший, что вернуть Мухе купленный у него товар — дело немыслимое. — Давай, любезный, открывай свои закрома. Попробуем хотя бы частично поправить твое пошатнувшееся финансовое положение…

Заведующий отпер ключом железную дверь складского помещения, и взгляду Хомяка предстало чарующее зрелище — полки, стеллажи, штабеля ящиков, исполосованных названиями дорогих марок спиртного. Вынув из кармана перочинный ножик, провожатый Хомяка в эту страну алкогольных чудес выдвинул на край стеллажа картонный ящик и одним движением разрезал клейкую ленту, которой тот был запечатан.

— Прошу, — сказал он, разводя в стороны половинки картонной крышки и открывая взору Хомяка ряды одинаково искривленных длинных горлышек из темного стекла.

— Возьму-ка я, пожалуй, парочку, — сказал предусмотрительный Хомяк, которому очень кстати пришло в голову, что нет ничего долговечнее временных, а главное, негласных запретов. — Впрок, чтоб второй раз не бегать.