Сесил Форестер - «Грейхаунд», или Добрый пастырь [litres]

Тут неестественная тишина закончилась, и Краузе услышал звуки вокруг: треск, лязг, крики. Он глянул с крыла мостика на корму и увидел сквозь дым гнездо покореженного металла. Не без усилия он вспомнил, что там должно быть. Барбет двадцатимиллиметрового орудия левого борта сразу за стеллажами для глубинных бомб исчез – исчез начисто. Из-под разорванной и покореженной палубы валил дым, в бледном свете дня различались языки огня, а чуть дальше блестели медные боеголовки торпед в четырехтрубном аппарате. У Краузе пронеслась мысль о Дальгренском эксперименте перед самой войной. Этот эксперимент, к удовлетворению всех (кроме погибших), показал, что тротил взрывается после нескольких минут нагрева.

Петти, командир аварийно-восстановительной части, без фуражки, взволнованный, бежал к огню во главе своей команды. Ему вообще не следовало покидать центральный пост. Его люди тащили шланги. Краузе внезапно вспомнил, что там хранится.

– Отставить шланги! – заорал он. – Там бензин! Тушите пеной!

Две пятидесятигаллонные бочки бензина для вельбота. Краузе мысленно поклялся страшными словами, что в будущем у него будет либо дизельная шлюпка, либо никакой. Во всяком случае, не на бензиновом моторе.

Очевидно, бочки лопнули, бензин вытек. Огонь быстро подбирался к торпедам.

– Выбросить торпеды! – крикнул Краузе.

– Есть, сэр, – ответил Петти, глядя на него снизу вверх, но Краузе сомневался, что тот понял сказанное.

Пламя ревело. Рядом стоял Флинт, пожилой старшина, призванный из резерва. Он выглядел более вменяемым.

Конвой был до опасного близко. Краузе не отваживался выпустить торпеды. Он служил на эсминце почти всю жизнь, много лет провел рядом с торпедами, мог вообразить их применение почти в любой ситуации – но только не в этой. Мечтам о торпедной атаке на колонну линкоров сейчас было не место. Но, по крайней мере, устройство торпед он знал досконально.

– Флинт! – заорал он, и Флинт поднял голову. – Выбросьте торпеды! Избавьтесь от них! Запустите их без включения двигателей! Поднимите курковые зацепы!

Флинт понял. Он сам до такого не додумался, но мог сделать то, что сообразил другой. Он пробежал через огонь к аппарату и методично двинулся от трубы к трубе, выполняя указание. Поднятые курковые зацепы не поднимут курка торпеды при пуске. Бум! Глухой звук, струйка дыма, и первая торпеда плюхнулась за борт, словно пловец с бортика бассейна, но не понеслась вперед, а пошла ко дну носом вниз. Бум! Вторая. Затем третья. Четвертая. Вот и все. Торпеды общей ценой пятьдесят тысяч долларов отправлены на дно Атлантики.

– Отлично! – крикнул Краузе.

Пламя вырывалось из дыр в палубе, но молодой моряк – он был в зимней одежде, и Краузе не мог определить его звание, однако запомнил лицо – пробился на самый край огня и направлял на пламя струи из двух сопел пенного огнетушителя. Появились и другие огнетушители; Краузе мог не сомневаться, что с пожаром справятся. Он прикинул, насколько близко загрузочное отделение артустановки номер три. Нет. Оно достаточно далеко. У него было много других забот. Стрельба закончилась только три с половиной минуты назад, но все это время он выполнял работу своего командира аварийно-восстановительной части. Краузе оглянулся на «Додж», на конвой и вбежал в рубку.

– Дикки вызывает вас по рации, сэр, – сказал Найстром.

Краузе успел отметить, что Найстром не запаниковал. Он говорил всегдашним слегка извиняющимся тоном, из-за которого о нем в других обстоятельствах могло создаться ложное впечатление.

– Джордж – Дикки. Прием.

– Прошу разрешения повернуть и поискать выживших, сэр, – сказала рация.

– Разрешаю. Какие у вас повреждения?

– Мы лишились одного орудия, сэр. Четырехдюймовки. Семеро убитых, несколько раненых. Снаряд попал прямо в артустановку.

– Какие еще повреждения?

– Ничего серьезного, сэр. Снаряды по большей части прошли насквозь, не взорвавшись.

На расстоянии двадцать ярдов снаряды летели практически с дульной скоростью, поэтому и проходили насквозь, если только не ударяли во что-нибудь массивное вроде орудийной башни.

– С пожаром справляемся, сэр, – продолжала рация. – Думаю, уже могу доложить определенно, что он потушен.

– Вы мореходны?

– О да, сэр. При нынешнем слабом волнении более или менее мореходны. Пробоины залатаем в два счета.

– Мореходны, но не боеспособны.

Слова могли бы прозвучать драматично, произнеси их кто другой, а не Краузе с его бесцветным голосом.