Александр Тамоников - Ледяное взморье

— Это все верно, но надо хотя бы сообщить в Москву, что перебежчики в Риге и рядом с ними я.

— Только это?

— Хотя бы это. Пока. Как только у меня будут результаты разговора бригаденфюрера с Груновым, я передам их. Платов должен успокоить Берию, хотя генеральный комиссар если разойдется, то успокоить его сложно. Тем более о бегстве такого чина обязательно будет доложено товарищу Сталину. Но предупредить надо. Ты сможешь сегодня ночью провести сеанс?

— С выходом в обычное место?

— Нет, из квартиры. Я буду этой ночью с тобой.

— Вот чего мне хотелось бы меньше всего.

Марк Рейтель, он же капитан госбезопасности СССР Андрей Сергеевич Ремезов, сотрудник IV Управления НКВД под началом старшего майора ГБ Петра Антоновича Платова, искренне удивился:

— Почему?

— Сам не догадываешься?

— Нет!

— А еще цветы даришь. Сухарь ты, Андрей!

— Ты хочешь сказать…

Женщина прервала его:

— Ничего я не хочу сказать. Идем домой. Надоел этот парк.

— А посидеть в кафе?

— Я тебе дома кофе сварю. Этого хватит.

— Послушай, Инга, я…

— Не говори ничего. Мы только — начальник и подчиненная, и все!

— Нет не все!

— Тогда какого черта ты душу мне рвешь?

Инга, развернувшись, пошла вперед.

— Погоди, у меня машина.

Она не обернулась. Капитан госбезопасности вздохнул:

— Вот придурок, сам же хочешь ее. Надо исправлять ситуацию.

Решив оставить «Фольксваген» у ларька, Ремезов поспешил за женщиной.

В ту ночь в Москву ушла шифрограмма:

«Грунов с Д и С в Риге. Подробности позже. Гудвин».

Пассажирский поезд «Челябинск — Москва» подошел к перрону станции Рязань-1. Звякнула сцепка, заскрипели тормоза, состав остановился.

Во втором купе мягкого вагона мужчина лет пятидесяти, положив портфель под подушку, взглянул в окно:

— Рязань, еще три с половиной часа, и будем на месте.

Мужчина помоложе кивнул:

— Да, еще пара-тройка остановок, и мы в Москве. Честно говоря, Иван Сергеевич, мне до чертиков надоела эта езда. Больше полутора суток в купе. Выехали из Челябинска по московскому времени в 8.00 8 августа, а сейчас 14.28 9-го. В Москве, если поезд все так же на удивление пойдет по графику, мы должны быть в 18.00. Итого тридцать четыре часа.

Иван Сергеевич Рыбник, по должности ведущий специалист наркомата танковой промышленности, а по данным НКВД, ближайший помощник наркома Зальцмана, отвернулся от окна:

— И что вас не устраивает в этом поезде, товарищ Буторин? Вдвоем в купе спального вагона, завтрак, обед, ужин тоже в купе. Поезд идет по расписанию. Можем выспаться на неделю вперед.

— Знаете, Иван Сергеевич, — проговорил капитан Буторин, офицер специальной боевой группы IV Управления НКВД, — я бы предпочел заниматься чем-нибудь более серьезным, нежели вашим сопровождением. Не понимаю, почему в охрану к вам выделили меня, а не офицера из подразделения охраны НКВД.

Рыбник ответил:

— Мне в принципе было все равно, кто поедет со мной, но товарищ Зальцман сказал, что в охране будете именно вы и это решение самого Лаврентия Павловича.

— Что ж такого важного вы везете в портфеле?

— А вот это, капитан, извините, вас не касается. Пока состав стоит, сходили бы лучше купили у торговок моченых яблок. Обожаю моченые яблоки. На перроне их наверняка продают. Да и папирос прикупить бы не помешало, у меня в пачке осталось две штуки.

Буторин сказал:

— Вам прекрасно известно, что нам не то чтобы из вагона — из купе выходить нельзя. Пищу заказывать в ресторане только через проводника Егорова, который, я уверен, в этой должности всего на один рейс и имеет звание не меньше старшины госбезопасности. Двух папирос вам хватит. А нет, так у меня половина пачки «Казбека» осталась. Моченых яблок купите в Москве, вот передам вас охране наркомата танковой промышленности, заполните ими хоть целый багажник автомобиля. А в пути из купе ни ногой. Только в туалет, и то в моем сопровождении.

— Вот что надоело в дороге, так это походы по двое в туалет. Надо мне — со мной идете вы, надо вам — иду я. Соседи по купе смотрят на нас с нехорошим интересом.

— Да плевать, как кто смотрит. Мы выполняем приказ.

— Но уже почти доехали. Рязань — мирный город. — Он поправился: — Пока мирный, надеюсь, таковым и останется. Что здесь-то может произойти? Рядом с Москвой, после полутора суток езды?

Буторин достал папиросу. Курили они здесь же, в купе.

— Все, что угодно, Иван Сергеевич, и не провоцируйте меня на нарушение приказа. Этого не будет.