Роман Канушкин - Радужная вдова

— Поезд уже трогается, понимаешь меня? Это особый поезд. Он бывает раз в жизни, понимаешь? Всего лишь раз. — И Лютый вскинул кулак с поднятым указательным пальцем.

Водитель ничего не понимал. Он только знал, что за серию сегодняшних наперсточных «ударов» они распили по месячной зарплате среднестатистической советской семьи, и счастливо улыбался.

Он был тогда еще совсем молодым, только после армии, и ему нравилась подобная жизнь. Лютый его обнял за плечи. Лютый был пьян, он смотрел куда-то в черную высь ночных небес.

— Слушай, слушай внимательно.

И водитель увидел, что взгляд у Лютого не просто очень пьяный и не просто мечтательный, хотя было и это. Взгляд у Лютого стал прозрачным и каким-то отстраненным, словно он видел что-то за темной толщей сегодняшнего неба и за темной толщей сегодняшнего времени.

— Этот поезд отправляется в чудесное место, и он уже трогается. Тяжелые стальные колеса пока еще медленно, но уже двинулись по рельсам. Этот поезд никому не остановить, и другого такого не будет, потому что конечная станция называется «Большие деньги»! «Бабки», «Бляди» и «Вся эта жизнь, находящаяся у тебя в кулаке», понимаешь? Нет, все это говно — лишь одно название: «Большие деньги».

Водитель молчал. Потому что, во-первых, ему нравилось слушать Лютого и, во-вторых, самое глупое было бы сейчас его перебивать — Лютый не очень жаловал тех, кто его перебивает.

— Машинисты не мы. Не ты и не я. Это очень крутые люди, а может, даже и не люди… — Лютый замолчал и как-то странно, недобро усмехнулся. — И главные пассажиры — тоже не мы. Но почетное место для нас всегда найдется. Поезд тронулся, но еще не поздно вскочить на подножку. Сейчас. А вот завтра этот поезд уже не догнать. Тю-тю, уехал! И другого не будет. Прыгаем? На подножку?

— Про что ты, Володь? — произнес водитель. — То есть я понимаю тебя, конечно, но…

— Т-с-с, — оборвал его Лютый, — ничего ты не понимаешь. Тебе не дали расписание… Не обижайся, у меня оно есть. Не поздно прыгнуть на подножку. Прыгаем!

И Лютый увлек его вниз, через семь ступенек загородного ресторана, где они так прилично набрались. Лютый был пьян, но удержался на ногах. Водитель повалился, скорее от неожиданности, но быстро поднялся. Лютый ему одобрительно кивнул:

— Почувствовал? Да? Лишь совсем чуть-чуть, но было. Точно?!

— Точно, — согласился водитель, не очень представляя, о чем идет речь.

Лютый снова одобрительно кивнул:

— Ты в общем-то молодец. Пойдем обратно. Пойдем еще выпьем.

Но перед самым входом в ресторан Лютый проговорил ему на ухо:

— Не забывай, понял?

— Чего?

— Как прыгнули. — Он перешел на шепот: — И тогда я поделюсь с тобой расписанием. Т-с-с…

В тот вечер водитель дал себе слово держаться за Лютого.

А чуть позже Лютый сколотил бригаду, состоявшую сначала из двенадцати «семей», и предложил «крышу» Рижскому рынку. В те годы промышлял там некий азербайджанец по имени Фарид, который пытался заняться тем же. Лютый, Владимир Ильич, высказался в том духе, что не мешало бы Фариду ехать на родину, где имеются инжир и гранатовый соус. Фарид заявил, что рынок его. Вечером того же дня закололи одного из приближенных Владимира Ильича. Разборка с азербайджанцами была молниеносной и кровавой. Фарида обнаружили в собственном «БМВ» с простреленной головой. Примерно в ту же пору Владимир Ильич получил кличку Лютый.

Затем он попытался договориться с чеченцами, одной из самых мощных на ту пору группировок, чтобы не мешать друг другу.

— Чехи — нормальная братва, с ними можно добазариться, — заявил он в своей бригаде. — Но ребята они дерзкие и держатся друг за друга, поэтому такие крутые. Против них только национализм может попереть.

Его бригада разрасталась, он пытался подмять под себя автомобильный рынок — Южный порт. Заключал временные перемирия с другими бригадами, но обязательства нарушались; бесконечные «стрелки», встречи, где пробовали утрясти возникающие проблемы, чаще всего заканчивались стрельбой. Лютый оставался верен своей кличке, был дерзок и беспощаден, но начинал уставать.

— Беспредельщики, пора с ними заканчивать… Никаких понятий. Если хочешь выжить, пора вводить бизнес в цивилизованное русло.

И это был новый поворот, который Лютый начал, подчиняясь своей безошибочной интуиции. Он договорился с двумя мощнейшими московскими группировками о совместных действиях против беспредела «гостей», и на улицах Москвы началась настоящая война. Лютый ее выиграл и всерьез попытался придать криминальному бизнесу более респектабельное лицо. Тем более пришло время торговли металлами, а позже — время банков, политики и большой нефти. Он объявил всю свою бригаду своей семьей и создал что-то вроде финансово-криминальной империи, где на последней характеристике акцент делался все реже и реже. Вокруг него гибли люди, партнеры и конкуренты, но ему удалось избежать двух покушений и несколько предотвратить, иногда физически уничтожая и исполнителей, и заказчиков. Он стал «покровителем искусств», вел модную клубную жизнь, открыл собственный клуб и казино и даже прослыл меценатом. Называть его по кличке разрешалось теперь лишь избранному кругу приближенных, для всех остальных в своем немалом хозяйстве он — Владимир Ильич, причем имя это произносилось с благоговейным придыханием. Правда, досужие до перемывания чужих косточек журналисты и хранители архивов правоохранительных органов все же упоминали имя Лютый. Лютый с плохо скрываемой гордостью следил за успехами своего младшего брата. В детстве он ему завязывал шнурки и защищал от дворовых хулиганов. Лютый умел дружить и умел быть верным. В нем парадоксальным образом совмещались бесшабашная удаль, часто граничащая с жестокостью, и заботливая верность, чаще граничащая с нежностью. Беспощадно-нежный зверь, как промурлыкала ему на ухо одна из его женщин. И долгое время, наверное, до рождения первенца — дочери Кристины, вся его нежность была сконцентрирована на младшем брате. Кстати, из всех близких Лютому людей младший брат был единственным, кто действительно знал Игната Воронова. И не только потому, что Лютый прожужжал ему все уши. Ворон и Лютый, правда, все реже и реже (слишком уж разные они избрали профессии), виделись. И младший братишка — Андрей — просился на эти встречи, а Лютый не мог ему отказать: он до сих пор иногда завязывал братишке шнурки. Это была шутка, их игра, доставшаяся обоим от детства. Андрей восторгался Вороном. Он с жадностью слушал все, что тот говорил, ловил его мимику, жесты, манеры. Может быть, сам того не сознавая, но в столь успешном и нашумевшем фильме «Держись, братан!», профинансированном Лютым, Андрей сыграл именно Ворона. Игнат был на пышной премьере этого фильма. На экране блистательный киллер часто приговаривал «нормалды» и весьма живописно расправлялся со своими врагами при помощи летающих пластин-лезвий. Стилет… На премьере Игнат занял кресло в задних рядах и чуть заметно улыбался. Потом тихонько удалился. Уже прошло некоторое время с тех пор, как Ворон не имел никакого отношения к секретным спецподразделениям. Некоторое время с тех пор, как его жизнь пошла кувырком, завертелась волчком в руке сумасшедшего Бога. С тех пор, как из этой жизни забрали все, что он любил, и все, что имело смысл. Рука жестокого Бога…