Дмитрий Красько - Отпущение грехов

Он вздрогнул и уставился на меня. В глазах мелькнула мимолетная тревога. Правая рука быстро бросила член, который безвольно, как шланг, обвис и обмочил Цеховому обе штанины, и метнулась за пазуху, где все типы, вроде него или Ружина, носят пистолеты.

Но прежде, чем он успел сделать это, я коротко сунул ему руку в печень – примерно на три четверти ладони – и Цеховой не стал вынимать ствол. Вместо этого скособочился, схватился руками за края раковины и побелел глазами. Крантик его, от такого грубого обращения с хозяином, закрылся, и теперь болтался вхолостую.

Я отобрал у него пистолет и сунул себе в карман, отчего брюки сразу обвисли и ремень врезался в кости таза. Хрен с ним, решил я, неважно.

Пока клиент не оправился от подарка по печени, я передислоцировал нас обоих в кабинку и, бросив противника на унитаз, брезгливо сказал:

– Штаны застегни, недоделок.

Он посмотрел на меня, и глаза его были полны боли. Это выдавали расширившиеся до пределов радужки зрачки. Но было в его глазах еще кое-что. Например, обида. Детская, непосредственная. С трудом поднявшись, все еще давая крен на левый борт, он подтянул брюки и застегнул их. Некогда белые, после транспортировки безвольного хозяйского тела по заплеванному и затоптанному полу они выглядели уже далеко не так празднично.

– Где твои шестерки? – повторил я свой первый вопрос.

– Ки-а!!! – глухо заорал он и выбросил вперед левую ногу, к которой перед этим клонился от боли. Или делал вид, что клонился.

Врасплох он меня не застал – в отличие от него, я знал, с кем предстоит иметь дело. И среагировал мгновенно – метнулся в сторону, вжавшись спиной в металл переборки и, когда его тренированная нога просвистела рядом, ринулся вперед, впечатывая спину Цехового в сливную трубу, а голову – в бачок. В моей руке неизвестно каким образом появился пистолет, но о том, чтобы пустить его в дело, даже мысли не возникло. С таким же успехом можно было выглянуть из туалета и позвать трех кожано-волосатых охранников. Я понадеялся, что справлюсь голыми руками.

И справился. Правда, перестарался. Надо было полегче. Голова того, кого я держал за самого опасного из «Вестников судного дня», с тошнотворным хрустом врезалась в чугун бачка. Упираясь плечом ему в грудь, я внутренне обмяк. Мне не нужно было смотреть в его лицо, я и без того слишком хорошо знал, что это за музыка. Так презерватив, наполненный водой и сброшенный с высокого этажа, с мерзким хлюпаньем разрывается об асфальт. Так проламывается человеческий череп, наткнувшись на прочную и твердую преграду, способную попортить не только кости, но и мозг. Цеховой был мертв. Мертвее унитаза. И, понятно, ни на какие вопросы он уже не ответит.

Прислушиваться к звукам, что издавал приемник, было невыносимо скучно. Волосатый парень ничего интересного предложить не мог. Жучок принимал и ретранслировал лишь топот редеющей с приходом послеобеденного времени толпы, да шум проезжающих автомобилей – то нарастающий, то стихающий, в зависимости от того, в какой позиции относительно дороги пребывал в данный момент парень. Еще несколько раз волосатый выпустил газы, причем дважды довольно громко, с душой, только информации это событие никакой не несло, разве что о том, что у лжехиппаря были проблемы с кишечником.

Но Ружину от этого легче не становилось – время приближалось к трем пополудни, а в активе было почти пусто. Не считать же серьезным успехом единственный жучок, подсунутый невнятному типу, про которого даже нельзя с уверенностью сказать, что он сектант. В значительной степени это был выстрел наудачу, в надежде, что повезет. Но пока не везло.

Ровно до без пятнадцати три, когда рядом с волосатым остановилась машина – коричневый «Жигуль» весьма пожеванного вида – и кто-то невидимый, приоткрыв дверь, поинтересовался у изнывающего от безделья стража:

– Как?

– Порядок, – страдальчески протянул тот. – Только жара вот…

– Ничего, – оборвал голос. – Не обращай внимания. Купи мороженого.

– Денег нет.

– На, – хозяин голоса, видимо, решил подбросить волосатому добряк в виде мелкой купюры, но Ружин этого не видел. Он вообще мало прислушивался к разговору. Едва завязался диалог и стало ясно, что разговаривают свои люди, начальник и подчиненный, он завел мотор и лихорадочно завертел головой, выискивая просвет в потоке транспорта, куда можно было вклиниться. Найти таковой оказалось непросто. Хотя время перевалило за полдень, машин, в отличие от людей, меньше не стало – центр города, деловая часть, а для деловых людей нет разницы, где проводить рабочее время – в офисе или в салоне автомобиля. Но Ружин исхитрился втиснуться в общий поток, едва обнаружил мало-мальский просвет. При этом подрезал какой-то «Мицубиси Паджеро», и владелец солидного джипа еще долго ругался матом и сигналил в задний бампер потрепанного, но такого наглого «Блюберда». Ружин на это не реагировал. Он был полностью поглощен поставленной задачей – подобраться по возможности ближе к «Жигуленку», может быть, даже проехать слегка вперед, чтобы потом, когда тот тронется, пристроиться в хвосте. При таком плотном движении ведомому будет очень сложно обнаружить, что его ведут.