Даниил Калинин - Лесные призраки

– Гранаты!

Олег протягивает мне «колотушку». Выждав три секунды, дружно метаем четыре гранаты в сторону рычащего МГ.

– УРА-А-А!

Орём от переизбытка страха и ненависти. Сейчас мы вам, твари, устроим ближний бой!

К позициям стрелков ведут утоптанные в снегу дорожки. Видимо, немцы прочно окопались в нашем лагере, и засада ожидала нас всё прошедшее время.

В мою сторону разворачиваются два стрелка. Падение, перекат, и две короткие очереди утыкаются в тела фрицев. Не ожидали, мрази?

Краем глаза замечаю, как Олег стреляет в ближнего к нему немца. Тот успевает упасть, а его камрад берёт на мушку незадачливого бойца.

Моя очередь ударила одновременно с его выстрелом. Немец упал, но и Олег осел на колени, держась за живот.

Второй фриц берёт на мушку уже меня. Прыгнуть в снег успеваю в последний момент: враг бьёт очень метко, пуля вырвала клок полушубка, царапнув кожу.

Я не заметил, как Олег поднялся, но увидел, как он отчаянным рывком пробегает десяток метров до врага. Немец выстрелил с колен в упор, но тут же получил удар штыком в живот.

На моём фланге противник, кажется, кончился. Но слева бой продолжается, стучат автоматные очереди Прохора.

Пробегаю вперёд, мельком бросив взгляд на позицию пулемётного расчёта. Кажется, осколки «колотушек» крепко ударили по фрицам: три тела застыли в неестественных позах, снег вокруг густо пропитан кровью.

Отвернувшись, продолжаю движение.

Хруст снега за спиной заставляет инстинктивно нырнуть вниз. Вовремя: пулемётная очередь проходит над головой. Израненный фриц целится в меня из «машингевера», но ослабевшие руки предательски выпускают пулемёт. Немец ошарашенно смотрит себе под ноги целую секунду, после чего закрывает глаза.

Жму на спуск автомата. Сухой щелчок затвора.

Перекос!

Враг, свирепо улыбнувшись, бросается вперёд, выхватив охотничий нож с широким изогнутым лезвием. Бьёт сверху вниз; боец явно неумелый.

Левой блокирую атакующую руку. Разворот корпуса, одновременно кисть правой кладу на кулак противника, сжимающий рукоятку клинка. Заканчивая разворот, пропускаю его руку над собой. Нож по инерции входит в живот врага.

Оттолкнув в сторону уже мёртвое тело, выхватываю из кобуры трофейный «люгер». Времени возиться с перекосом нет.

Прохор и Иван ушли на левый фланг с начала боя. Исполненный ярости, Прохор не очень умело использовал имеющееся в его руках оружие, достаточно эффективное в ближнем бою. Очереди МП-38 получались длинными и рассеянными, что не давало ему возможности взять точный прицел.

Двое немцев сумели прижать его меткими выстрелами, ранили в руку. Но в этот момент их обошёл Ваня и, точно послав пулю, свалил одного врага.

Вот только эта пара была вооружена трофейными самозарядками. Второй немец наверняка бы успел прикончить парня.

Его опередил Прохор. Бешено заревев от отчаяния и ненависти, он бросился вперёд. Патроны в обоих рожках закончились, но рассвирепевший мужик схватил фашиста за горло и с рыком его раздавил. Ошарашенный немец успел до того дважды нажать на спуск, но в цель ушла только вторая пуля, ещё раз задев руку противника.

Я поспел к моменту, когда ганс перестал уже дёргаться в тисках рук Прохора. Кажется, бой окончен.

Но где же снайпер?

Ответ на свой вопрос я получил две минуты спустя, ещё раз осторожно обойдя лагерь. Снайпер лежал рядом с пулемётчиками. Он был жив и медленно приходил в себя.

– О, я много слышал о бойцах СС! Вы такие смелые и умелые в бою, и ведь это правда! Нет, честно, аплодирую стоя, вы действительно отличные бойцы.

Правда и то, что вы бессердечные ублюдки без всякой совести и сострадания. Но истинно ли утверждение, что вы невосприимчивы к боли и свободно выдерживаете любые пытки?

Немец затравленно смотрит на меня, но разговаривать не пытается. Хотя разговорным немецким я владею достаточно для того, чтобы свободно изъясняться. Где-то даже литературно красочно.

– У нас есть два пути: я сейчас вспорю тебе живот и намотаю кишки на руку, а после начну их жечь. Ты будешь жить ещё какое-то время и испытаешь такую палитру чувств… Или ты всё добровольно расскажешь. Так что, я приступаю?

Не стоит думать, что я шучу. На этом ублюдке висят четыре жизни моих бойцов. Помахивая трофейным ножом перед его носом и обещая жестокие пытки, я нисколько не кривлю душой. Если вдуматься, то даже недоговариваю, просто ещё не все обдумал.

– А зачем мне вам что-то говорить? Ведь меня всё равно ждёт смерть?