Максим Бузин - Главный бой. Рейд разведчиков-мотоциклистов

— Нет, — покачал головой Каминский, — умер.

— Чего так? Ведь не старый наверняка еще был…

— Не старый, — с легкой грустью в голосе сказал Петр. — Его арестовали по ложному доносу в тридцатом году. Дали шесть лет лагерей, потом добавили еще десять.

— Ничего себе, — прошептал Бодарев.

— Отправили строить Беломорско-Балтийский канал, — продолжил Каминский, — затем перевели на канал Москва-Волга. Через несколько лет полностью реабилитировали, но он к тому времени уже серьезно болел. Вернувшись в Москву, долго лечился, но выздороветь так и не смог. В марте сорокового года отец скончался. Мы похоронили его на Введенском кладбище, которое часто называют еще Немецким…

— А почему именно там? — спросил Алик.

— Потому, что он был по национальности швед и на этом кладбище его родственники лежат, — ответил Петр.

— Подожди, но твоя-то фамилия Каминский, а не Андерссон! — тряхнув чубом, удивленно произнес Буренков.

— Это фамилия моей мамы, а у отца была другая, шведская, — сказал Петр. — Кстати, звали его французским именем Жан.

— Вот так ни хрена себе, — развел руками Сергей, как-то по-особенному взглянув на друга, — это получается, что ты у нас не просто Петька или Петруччо, а его сиятельство Петр Жанович и практически король Швеции!

— Ну, что-то типа этого! — улыбнулся Каминский.

— Может, у тебя и родственники есть где-нибудь в Стокгольме?

— Не знаю, отец про них ничего не говорил. Да и родился он в России и, между прочим, в Первую мировую против немцев и австрияков воевал в пехоте и был дважды награжден за храбрость, проявленную в боях!

— Ну, у тебя-то наград тоже хватает, — сказал Буренков и резко обернулся, потому что оберст-лейтенант, которого он считал мертвым, издал слабый протяжный стон.

— Братцы, немчура-то живой! — обращаясь к друзьям, воскликнул Сергей. — Не хочет подыхать, стервец! Придется к Думинину его везти! Кожей чувствую, много знает этот фашист! Кстати, что с остальными?

— Носатый готов, — сказал Петр. — В его документах дырища от пули, и занимаемой им при жизни должности я разобрать не смог.

— А молодой еще хрипит, — произнес Алик, — с ним-то что делать? Может, пристрелить, чтобы не мучился?

— А вдруг он тоже ценный «язык»? — возразил Буренков.

— Вряд ли, это же обычный унтер-офицер!

— Всякое бывает, — пожал плечами Сергей. — Поэтому, Алик, ты его быстренько перевяжи, чтобы совсем кровью не истек!

— Не хочу я на гитлеровца свой бинт переводить! — заартачился Бодарев.

— А я этого и не говорил, — видя, что боец «завелся», мягко произнес Буренков, — используем трофейный материал.

Наклонившись к оберст-лейтенанту, он разжал его побелевшие пальцы, взял из ладони уже вскрытый перевязочный пакет и отдал юному разведчику. Пока Алик, недовольно ворча себе под нос, оказывал помощь не приходящему в сознание унтер-офицеру, Сергей с Каминским перенесли оберст-лейтенанта в коляску мотоцикла, двигатель которого, судя по нагреву, уже долго работал на холостом ходу, насыщая атмосферу едкими выхлопными газами.

Тем временем на поляну вернулись остальные красноармейцы, осмотревшие перелесок и не обнаружившие ничего подозрительного. По команде Буренкова они помогли закончившему перевязку Алику «погрузить» немецкого унтер-офицера в «Zundapp», и вскоре два мотоцикла в сопровождении группы идущих пешком разведчиков бодро покатили в сторону опушки…

…Сидя за массивным, сколоченным из прочных дубовых досок столом, генерал-майор Дильсман пристально смотрел, как над стоящим перед ним стаканом с крепким ароматным чаем поднимается к потолку теплый невесомый пар. Внешне спокойный, он испытывал сильное внутреннее волнение, и тому было достаточно причин.

Во-первых, прошло уже три часа с момента, как он разговаривал с фон Ройгсом. Больше от оберст-лейтенанта известий не поступало, и Дильсман предполагал самое худшее.

Во-вторых, отправленная на помощь защитникам моста танковая рота была атакована на марше русскими штурмовиками. Ее командир успел передать, что потери очень большие. Затем связь прервалась, и что произошло дальше, являлось для Дильсмана неразрешимой загадкой. Хотя здравый смысл ему подсказывал, что к месту назначения, то есть к переправе, танки, скорее всего, не добрались.

Все это, как упоминалось выше, очень тревожило генерал-майора. Как и минувшей ночью, он пребывал в неведении и напряженно размышлял, что еще в данной ситуации можно сделать. Однако на ум ничего путного не шло, и Дильсман вызвал своего адъютанта.