Андрей Мансуров: «Пипец этой вашей Омерике, или линия фронта проходит… Везде!»

Всё. Конец его мечтам о деньгах за работу. И плевать, что он добросовестно и скрупулёзно делал всё, что положено: деньги платят только за ухоженное и живое, дающее молочно-тягучий сок, поле.

А здесь несчастный голубой мак умер. Убит.

Насыпное поле неправильной формы сплошь покрывали пожухлые и покоричневевшие остатки стеблей: то, что осталось от отлично ухоженной и надёжно упрятанной в дебрях гор, плантации. Все полёгшие стебли уже начали разлагаться, и приторно-сладкий запах не позволял усомниться: всё кончено! С этого участка получить опий-сырец не удастся. И не только в этом сезоне, но и три-четыре следующих.

Пока зимние снега и дожди, и свирепое здесь, на высоте двух километров, солнце, и ветра не уничтожат, превратив в безобидные отходы, даже следы проклятого изобретения росских – гербицида «Би – 259»… Разработанного, по слухам, как раз – исключительно против мака. Голубого опийного мака.

Рука сама собой потянулась к переговорному устройству: чем раньше он сообщит хозяевам, тем раньше освободится от этой… Работы.

Может, ещё удастся пристроиться к каравану, уходящему за продуктами в Исламубад: там, говорят, нужны рабочие руки на новом заводе по производству удобрений…

Мейсснер раздражённо взглянул на красный аппарат: телефон, конечно, тут – то ещё «ретро», будь оно неладно! Хотя аппарат как раз ни в чём не виноват.

Не успел он плеснуть себе новую порцию виски с содовой, проклятая пластиковая коробка затрезвонила снова!

Ну, от кого он сегодня ещё не получал …здюлей?!

– Да?

– Это Парсонс.

Мейсснер как-то сразу почуял, как лёгкое головокружение и расслабление, принесённое огненным напитком, проходит, и голова становится кристально ясной и отлично соображающей. При осознании, что ему звонит лично советник по всей ближневосточной Зоне, заставили остатки здравого соображения в голову как-то быстро…

И эти остатки принуждали внимательно вслушаться в треск аналоговой старинной линии связи. Проложенной, пусть по древнему коаксиальному кабелю, зато – надёжно гарантирующей от прослушки со спутников или беспилотников: под землёй!

– Здесь Мейсснер, мистер Парсонс. Я… Вас слушаю.

– Нет, Мейсснер, это я – вас слушаю. Внимательно.

То, что шеф не назвал его «мистером» – понятно. Резидент шестёрок вроде него и в грош не ставит. Но вот что рассказывать… И – какими словами?! А придётся. Иначе…

Досрочное списание. Отставка. И – гарантированный «волчий билет».

А это значит – до конца жизни влачить унизительное существование на пособие!

– Да, сэр. Есть докладывать. Сегодня в пять четырнадцать мне доложили о гибели посевов на плантации расположенной на участке… – Мейсснер, утирая пот с лица и шеи уже посеревшим за утро платком, автоматически называл координаты, пытаясь в то же время сообразить – как объяснить промашку! Как могло случиться, что следящие системы не выявили ничего потенциально опасного: ни радары, ни датчики движения, ни визуальный контроль не обнаружили ни малейших признаков того, или – тех аппаратов, или людей, которые могли бы провернуть такую сложную и трудоёмкую операцию, как обработка дефолиантами целого района! – А в пять двадцать восемь доложили о такой же ситуации в районе Зет-девять, координаты…

– Не нужно. Я знаю где расположен район Зет-девять. Дальше.

– Да, сэр… В шесть ноль три доложили… – Мейсснер уже не скрываясь, схватил бутылку, и отпил прямо из горлышка: плевать, что подумает начальство! Он чуял, что если не промочит горло прямо сейчас, не сможет продолжить: оно пересохло так, что каждое слово драло нёбо, словно раскалённый песок, а низ живота сводила судорога: будто кто-то волосатой ледяной рукой стискивал его пах и мошонку!..

Но через пару минут он смог собраться и доложить обо всех сигналах с мест, и рассказал о «принятых мерах»: хотя какие, к чертям собачьим, тут можно принять меры: подохшие растения не оживишь! А новые, если даже перепахать всё и засеять снова – не вырастут! Во-первых, уже потеряна влага, оставшаяся от зимних снегов и весенних дождей. А во-вторых – тщательно охраняемые и даже удобряемые участки потеряны на минимум на три-четыре года. Пока проклятый реактив не разложится от «естественных» природных факторов!

– Значит, разослали наблюдателей проверить… А что – были сомнения, что сторожа и обслуживающий персонал на местах могут ошибаться?

Мейсснер отлично понимал, что брякни он глупость типа «Да, сэр! Были!», тут же получит по-полной: зачем принимал на «работу» некомпетентный персонал?!