Сергей Самаров - Полигон для интеллекта

— Если сделаете синхронизацию — без проблем. Только зачем это всем показывать…

— Понял. Спасибо. Можешь быть свободен. На нашем автобусе поедешь?

— Никак нет. У нас своя машина. Сейчас разгрузят автобус, и поедем…

Подошел пилот в кожаной куртке без погон, но в армейской летной фуражке.

— Старлей Поленьев? — спросил он.

— Так точно.

— Подполковник Колыванов. Командир вашего борта. Занимайте места. В начале салона есть пассажирские кресла. Летим сначала до Астрахани — полтора часа полета, там посадка и дозаправка, там же нас возьмут под сопровождение истребители. Дальше летим через Иран и Ирак. В Ираке еще одна посадка и дозаправка. А там напрямую в «Хмеймим». На нашей базе будем садиться и разгружаться. Там посторонних глаз минимум. Вопросы есть?

— В Астрахани и в Ираке нам из самолета выходить?

— В Астрахани — обязательно. Так у нас положено. В Ираке можете оставаться на местах. Там американская система. У экипажа есть иранские визы, а у вашего личного состава, насколько я знаю, только сирийские. Еще вопросы…

— Сколько всего часов будем находиться в полете?

— Чуть меньше пяти. Это всего… Средняя высота около двенадцати километров. Над Каспием будем ниже лететь, почти над водой. Дальше поднимемся и полетим над пустынными горами.

— А что, без посадки такая махина долететь не может? — кивнул на самолет капитан-лейтенант.

— Может, — улыбнулся подполковник. — У нас дальность полета шесть тысяч семьсот километров, а здесь всего-то чуть больше четырех. Но прикрытию подзаправиться требуется. У них дальность ограничена. И вообще, мы сами себе маршрут не прокладываем, как приказали, так и летим.

— Я понял, товарищ подполковник.

— Самолет не пассажирский, следовательно, обедов мы не возим. Кофе будет, обещаю, но только растворимый. А остальное — что с собой взяли.

— Понятно. Мы ночью вообще стараемся не есть, фигуры бережем, — пошутил старший лейтенант Поленьев.

— Фигуры… Как моя жена… — хмыкнул подполковник. — Она, как за центнер перевалила, так вспомнила про фигуру. После пяти, говорит, не ест. Когда я дома, думаю. Но даже когда не в полете, раньше восьми я редко возвращаюсь. Вот ее в самолет не возьму… Вернее, самолет не возьмет… Загружайтесь…

— У меня первая жена, — сказал капитан-лейтенант Солнцехранов, — даже бумажку на холодильник повесила: «С завтрашнего дня после пяти не ем». И каждый день радовалась, что только с завтрашнего дня…

— Общие проблемы… — вежливо принял «бородатую» шутку командир корабля, развернулся и ушел.

Солдаты научной роты уже выгрузили коробки из автобуса. Малочисленной группе войти в длинный салон было не долго. Поленьев не поленился посчитать. В самолете было пять танков-роботов и пять роботов-автоматчиков. А всего летело пять самолетов «Ил-76». Остальные стояли в стороне, дожидаясь команды диспетчера, чтобы вырулить на взлетно-посадочную полосу. Они, видимо, несли еще какой-то груз…

В Астрахань прилетели уже в начинающихся сумерках. Посадка была совершена на военном аэродроме. Старший лейтенант Поленьев нашел подполковника Колыванова и поинтересовался, не опасно ли оставлять без присмотра секретный груз.

— Груз секретный? — переспросил подполковник. — Нас не предупреждали. Сказали только, что лучше, чтобы посторонние не наблюдали ни погрузку, ни разгрузку. Но это было сказано как-то обтекаемо, без конкретики. Короче говоря, так… Я оставляю бортмеханика следить за заправкой, и с вашей стороны кого-то оставьте в салоне. Только пусть не высовывается наружу. При заправке посторонние не должны присутствовать. Такие правила.

— Хорошо. Я сам останусь…

Как командир, Поленьев выбрал для себя самую сложную задачу — отказал себе в удовольствии прогуляться и размять ноги. И, когда все вышли, он, оставшись в одиночестве, не стал смотреть в иллюминатор за тем, как проходит заправка, а просто встал и сделал сотню приседаний подряд, разгоняя кровь по организму. Упражнение вернуло свежесть и телу, и мыслям. На стоянке пользоваться сотовыми телефонами разрешалось, и Рус Григорьевич снова попытался дозвониться до жены. Однако результат был прежним. И этот результат мог одинаково обозначать и то, что они были среди погибших пассажиров, и то, что жена проявила свою обычную бережливость и выключила трубку, чтобы не пользоваться ею в международном роуминге. Как ни странно, мысли о привычной бережливости жены, которую раньше Рус Григорьевич иногда в сердцах довольно мягко называл свирепой жадностью, сейчас успокаивали и согревали.